Когда наконец капитуляция шестой армии была признана официально, Георг был совершенно раздавлен. Виктор делал все, чтобы как то его утешить, но без большого успеха – казалось, жизнь Георга разбита навсегда.

– Я так его любил… – сказал он как-то безжизненным тоном. – Никогда не чувствовал ничего подобного к другому человеку. Я мечтал прожить с ним всю жизнь…

Виктор часто вспоминал, как эти двое могли часами сидеть, держа друг друга за руки. Он вспоминал сдерживаемые восклицания страсти в комнате Георга. Он вспоминал взгляды, которые они бросали друг на друга, предварительно убедившись, что поблизости нет чужих… как два школьника, околдованные своими чувствами. Они и в самом деле были созданы друг для друга.

С приходом весны Виктор начал все чаще исчезать из дома на Горманнштрассе. Он понимал, что Георгу хочется побыть одному.

Временное убежище предоставили ему «сестры» Ковальски. Сандре и Кларе в своей двушке с окнами во двор на Линиенштрассе удалось создать островок счастья, здесь все дышало любовью и надеждой на будущее. Обе были неизлечимые оптимистки. Войну мы проиграем, говорили они, но на руинах Германии вырастет новый, лучший мир, где власти перестанут вмешиваться в любовь. Все будут иметь право быть самими собой. Он с удовольствием погружался в сладкие волны их утопий, но нетерпение вновь гнало его из дома; он не находил себе места.

Впервые за много лет он опять начал ходить по музеям – и поразился, какой след оставила на них война. В здание художественной галереи угодила бомба. В национальной галерее половина залов пустовала – картины перенесли в бомбоубежище, оставшиеся полотна огородили мешками с песком. Скоро от немецкого искусства вообще ничего не останется, подумал Виктор, – с тем, с чем нацисты не успели разделаться сами, покончит война. Он брал с собой угольный карандаш и блокнот – ему пришла в голову безумная мысль скопировать все, что можно, чтобы до потомков дошло хотя бы представление о том, что они потеряли. Но энтузиазм быстро испарился: задача была невыполнимой.

Все чаще ноги приводили его в Тиргартен… он вспоминал того юношу в ночном трамвае. Тот всколыхнул в нем что-то, жажду любви, тоску… и превозмочь ее он был не в силах. Среди редких прохожих он искал своих, но днем, и это он прекрасно понимал, никто не решится обозначить свой цвет.

Как-то вечером он спросил Сандру Ковальски, не могла бы она послужить ему прикрытием.

– Просто пройдешься со мной чуть-чуть по парку, а потом оставишь меня и пойдешь домой.

– Виктор, нельзя ходить в Тиргартен в темноте. Это очень опасно.

– Плевать на опасность. Я кое-кого ищу…

Она нехотя согласилась, проводила его через Митте, мимо разрушенных домов, дальше по Унтер ден Линден, через Бранденбургские ворота и Аллею Победы, и они вошли в парк, который берлинцы называли зелеными легкими города. Когда стало смеркаться, они остановились у фонтана с питьевой водой. Сандра повернулась на каблучках и исчезла.

Он бездумно бродил по парку, слабо освещенному то и дело прячущимся за деревьями мутным полумесяцем. Было до жути тихо, не было слышно ничего, кроме шороха его собственных шагов по гравию. У него не было даже никакого плана, что ему делать, если он нарвется на полицейский патруль. Он перешагнул через невысокий заборчик и пошел вдоль аккуратно высаженных роз. На полянке перед ним стоял одинокий мужчина.

Виктор двинулся к нему, наверное, чересчур решительно, потому что незнакомец повернулся и побежал, огибая деревья…

Это была жизнь на краю катастрофы, он понял это только потом. В последние годы войны Тиргартен вновь стал местом свиданий гомосексуалов. Объяснить такую неосторожность можно было только всеобщим ощущением надвигающегося конца света. На укромных полянках с наступлением темноты возрождался их довоенный мир. Здесь собирались люди, превозмогавшие животный страх ради нескольких мгновений нежности. Им больше нечего было терять. Виктор был одним из них. Он искал кого-то, сам не зная кого.

Как-то майским вечером он вновь уговорил Сандру Ковальски составить ему компанию прогуляться в Тиргартен.

– Что ты там ищешь? – спросила она.

– Надежду…

– Хочешь найти кого-то?

– Или почувствовать что-то… Иногда мне кажется, я не живу. Живу, но недостаточно, если можно так сказать.

Они взялись за руки и пошли… У обоих на руках были обручальные кольца, вот уже четыре года служившие им алиби. Сандра Ковальски была изумительно красива, и он вдруг подумал, что они привлекли бы меньше внимания, если бы гуляли порознь.

– Значит, тебе обязательно нужно рисковать жизнью, чтобы почувствовать себя живым?

Не в этом дело, объяснил он. Нет, это не то. Не опасность… просто-напросто… тоска, что ли… Он не знал, как ей объяснить, он не мог объяснить это и себе самому.

– Георг сказал, что ты обещал больше не ходить в Тиргартен.

И это тоже было не так. Георг просил его не ходить туда, он очень беспокоился за Виктора, но Виктор никогда не давал ему никаких обещаний. Он все еще не решался подойти к кому-либо из мужчин в парке. Он смутно догадывался, что переживает серьезный душевный кризис – существование казалось ему все более и более бессмысленным… он уже не знал, кто он есть, – если когда-нибудь знал.

– Будь осторожен, – сказала Сандра, обнимая его на прощание поблизости от Гроссер Штерн.

В Тиргартене колдовала весна. Цвели каштаны. На платанах распустились листья, кусты сирени источали аромат, словно бы исключавший саму возможность войны. Он пошел по тропинке, ведущей вглубь парка, сел и задумался…

Скорее всего, он задремал, потому что звук шагов внезапно послышался совсем рядом. Неясные картины проплывали в его сознании, меняясь ежесекундно, как в калейдоскопе: Георг и Мориц, вот они почему-то на поле боя где-то в заледенелой России… Когда он открыл глаза, перед ним стоял человек.

Над кронами деревьев сияли звезды. Только что они были далеко, в недостижимой вышине… но внезапно приблизились… Вот они, холодные и крупные, всего в нескольких метрах, вечерний воздух словно бы сгустился в плотный, заложивший уши туман. В парке стояла совершенная, небывалая тишина; слабые стоны машин с круговой развязки у Аллеи Победы, казалось, только подчеркивали это всемирное молчание.

Незнакомец сел рядом, взял его руку в ладони и пожал. Холодный пот заструился по лбу Виктора, он вдруг услышал шум крови в сонной артерии, удары пульса напоминали звуки шагов отряда на марше. Так они сидели, а темнота сгущалась вокруг них все плотней и плотней. Книга, захваченная Виктором для укрепления образа невинного юноши, зашедшего в Тиргартен почитать на свежем воздухе, упала на траву. Тонкие весенние запахи вдруг стали влажными и грубыми, как на болоте.

Виктор положил голову на плечо незнакомцу. Вот уже скоро лето, подумал он, но ничто не говорит о том, что жизнь повернет к лучшему… Он закрыл глаза, а руки незнакомца ощупывали его тело, ноги, бедра, пах… это продолжалось, казалось, бесконечно долго… Мир взорвался внезапной вспышкой. Ослепленный светом мощного карманного фонаря, Виктор так и не узнал, успел ли убежать таинственный незнакомец либо он просто-напросто был наживкой, на которую ловили таких доверчивых идиотов, как он. Мысль о побеге просто не успела возникнуть – его втащили в ожидавший автомобиль.