— Понимаю, — сказала Гертруда и принялась водить пальцем по фарфоровому скрипачу. — Но… гм… если не возражаешь… я хотела понять… я думала… мне казалось… что ты преподаешь… а еще продаешь свои картины… и полагала…

— Я должен объясниться, — сказал Тим, — дело всего лишь в том, чтобы продержаться лето. Осенью у меня будет работа. Сейчас работы у меня нет…

— А ты пытался искать? Наверное, ты мог бы получить какую-нибудь работу?

Тим похолодел. Да, пожалуй, мог бы. Но какая пропасть разделяет его с его жизненным опытом и Гертруду! Да, в конце концов Дейзи была права!

— Разве что какую-нибудь, но я хочу заниматься живописью, — ответил Тим.

И сразу понял, что в этой гостиной, со стен которой на него глядели лица трудолюбивых евреев-пуритан, это был худший из ответов. Будто он просит Гертруду поддержать его, ведущего жизнь непрактичного себялюбца.

— Тогда ты можешь продавать свои картины? Зарабатывать этим?

— Нет. Или очень мало. Дело в том, что, пока напишешь, пока продашь…

— Но у тебя ведь есть готовые картины… я имею в виду, которые ты мог бы продать? Убеждена, художники иногда не желают продавать свои произведения, не желают расставаться с ними, мне это понятно.

— Кое-что у меня есть, — сказал Тим, — но не думаю, что много выручу за них. Я не очень модный художник.

Это был единственный способ оправдаться, но Гертруде такой ответ понравился.

— Я рада, что ты это сказал. Конечно, ты не должен стараться быть модным художником ради денег. Что сейчас пишешь?

Тим засомневался, стоит ли объяснять Гертруде ситуацию с кошками. Решил, что не стоит. И ответил полуправдой:

— В настоящий момент рисую людей, людей, которых вижу в парках и так далее… и животных… и…

— Рисование — это то же самое, что ежедневные упражнения для музыкантов, да?

— Да, почти то же, то же самое…

— Полагаю, ты рисуешь все время, пока готовишься к очередной большой картине?

— Мм… да…

— И что это будет?

— Я… еще не уверен…

— Но ты не хочешь прерывать работу и идти преподавать? Ты ведь уже преподавал, не так ли?

— Да, — терпеливо ответил Тим, — было такое, но я потерял это место. Все художественные школы страдают от нехватки средств и экономят в первую очередь на почасовиках. В настоящее время я не могу найти другой преподавательской работы, ищу постоянно, но таких, как я, претендентов много. Так что до сентября я безработный, поскольку не хочу браться за… ну…

— За что-то совсем неподходящее?

— Да. Но даже и такую работу сейчас трудно найти. Вообще любую. Скверные времена.

— Конечно, я понимаю, — проговорила Гертруда.

Он, думал про себя Тим, выставляет свои раны и упрекает ее в том, что она вроде Марии Антуанетты! Неудивительно, что она выглядит раздраженной. Он все сделал не так!

— Извините… — заговорил Тим.

— Но ты, наверное, можешь обратиться за пособием по безработице? — спросила Гертруда.

— Обращался, и уже получаю, — безнадежно ответил Тим. — Это, конечно, не бог весть сколько… но, как вы говорите… обращусь еще раз и получу больше… конечно, я могу отлично прожить… за роскошью не гонюсь… извините, что обеспокоил вас, право, это все ерунда.

— Тебе не приходится кого-то содержать? — спросила Гертруда.

Вопрос не вызвал у Тима затруднений.

— Нет-нет… никого… только себя… иждивенцев не имею.

— Прости, что спросила. Я так мало знаю о тебе.

— Пустяки…

— А эта работа в сентябре тоже на неполную неделю? Ты точно ее получишь или только возможно?

Тим не знал, что сказать. Он и сам не был уверен. Дейзи он убедил, что работа точно будет, чтобы подбодрить их обоих. Но в подобных обстоятельствах никогда не знаешь, чего ждать.

— Ни в чем нельзя быть уверенным, — ответил он, — но надеюсь… то есть думаю…

— Какие-то сбережения у тебя есть?

— Нет… ну, почти нет… то есть… Нет.

— Значит, дела плохи.

— Да нет, не так уж плохи, правда, — сказал Тим. — Вполне можно жить, не знаю даже, на что я жалуюсь…

— А где ты живешь?

— У меня что-то вроде однокомнатной квартирки, в Чизуике, и обходится дешево.

— Извини, что так подробно расспрашиваю, — сказала Гертруда, — просто, уж если я собираюсь помочь тебе, то должна понять ситуацию, должна все видеть.

Перспектива столь безжалостного, беспристрастного разбора привела Тима в полное смятение. Не захочет ли Гертруда увидеть его жилище, взглянуть на картины? Ох, зачем, зачем, зачем он пришел!

— Подобные вопросы, — сказала Гертруда, — задал бы и Гай.

Справедливость ее замечания тронула Тима. Он возвратил фарфорового флейтиста на место. Поднял глаза от изящной, в коричневом чулке ноги Гертруды и встретился с устремленным на него озабоченным взглядом.

— Гай был безгранично добр ко мне. И мне очень его не хватает. Простите…

Он подумал, не стоит ли ему теперь признаться, что Гай одалживал ему деньги, но решил умолчать об этом.

— Я собиралась позже написать тебе, узнать, как твои дела, — сказала Гертруда.

Легкий стук, с которым она поставила скрипача на каминную полку, прозвучал как упрек. Во время своих расспросов она была решительной, деловой. Теперь она снова была в замешательстве, а может, и раздражена.

— Сожалею, что не дождался письма, — сказал Тим.

Это прозвучало грубо.

— Не могу понять, почему Гай не купил ни одной твоей картины?

Гай, конечно, купил одну, но явно так и не показал ее Гертруде.

— Наверное… они недостаточно хороши…

— Ты где-то показывал их, на каких-то выставках?

— Какое там, нет!

— Извини, — сказала Гертруда, — могло показаться, будто я хочу сказать, что купить твою картину было бы все равно что оказать тебе милость, я вовсе не имела это в виду.

Разговор становится ужасным, думал Тим, того и гляди появится кошмарная Анна Кевидж и увидит, как я снова клянчу. Надо убираться.

— Простите, что побеспокоил вас. Даже просто высказать, что тебя гнетет, способно принести облегчение. Мы поговорили, и одно это помогло. Больше того, теперь я вижу, что могу прекрасно справиться. Всего-то и надо протянуть до сентября. Я лишь хотел повидать вас, правда, зайти поздороваться. Думал, приятно будет… снова увидеть вас… эту комнату. Я так много думал о Гае… о том, как это тяжело… вы понимаете… просто хотелось навестить вас. Извините, что наболтал тут всякого о своих пустячных неприятностях. В любом случае теперь их как ветром сдуло. Спасибо за шерри… ого, сколько времени… мне пора…