И Бидди повторила то, что уже сделала однажды: она наклонилась и поцеловала его, а потом выбежала из комнаты, задыхаясь от душивших ее слез.

Место ее заняла Рия, и она тоже не могла говорить. А когда двадцать минут спустя часы пробили восемь, хозяин дернулся всем телом. Как подумалось Бидди, стоявшей в дверях, он словно спрыгнул со ступеньки и остался недвижим. Она склонила голову и зарыдала так горько, как не рыдала уже давно. Она жалела его, пусть даже, о Господи, он выучил ее ни для чего другого, как только стать любовницей.

* * *

Как ни странно, но похороны оказались многолюдными. Прислало своего человека даже семейство с «Холмов». Сам мистер Галлмингтон был в отъезде, но за процессией в экипаже ехал его сын Стивен. Приходила попрощаться камеристка мисс Хобсон. Она не провожала тело на кладбище, так как женщины не участвуют в похоронных процессиях. Она молча постояла у гроба до того, как его заколотили, и так же, не говоря ни слова, удалилась.

Пришло несколько человек из деревни. Присутствовали поверенный со своими помощниками, доктор, и двое никому не знакомых джентльменов, специально приехавших из Оксфорда накануне. Они остановились в гостинице в Ньюкасле. Один из них имел профессорское звание. Обоим было за шестьдесят.

После похорон Рия накрыла стол попроще в кухне для мужчин из деревни, а в гостиной собрались поверенный, доктор и священник. Мистер Стивен Галлмингтон на поминки не приехал, как и оба джентльмена из Оксфорда. На похоронах был еще один человек, который также не вернулся в дом. Это был Тол.

Доктор и священник остались на чтение завещания. Оно проходило в библиотеке. Рия ожидала приезда родственницы хозяина, но поверенный объявил ей, что из-за преклонных лет и по состоянию здоровья эта дама давно уже никуда не выезжает. И добавил, что завещание для престарелой дамы все равно не представляет никакого интереса.

Рия сделала для себя вывод, что все имущество и собственность должны перейти к родственникам из Америки, так или иначе, все станет ясно, когда вскроют завещание. И она приготовилась слушать. Тем временем поверенный развернул пергамент.

– Много времени это не займет, – пообещал он и медленно принялся читать вступление, обычное для всех завещаний.

* * *

«Я, Персиваль Рингмор Миллер, – монотонно бубнил адвокат, – владелец Мур-Хауса в графстве Дарем, настоящим подтверждаю…»

Рия чувствовала безмерную усталость. Она не совсем понимала, почему сидит здесь. Ей хотелось, чтобы все быстрее закончилось, ведь ее ждало так много дел. Большинство вещей они уложили накануне. В первую очередь ей предстояло утром съездить на ферму и поговорить с фермером и его женой. Фермер, можно сказать, уже пообещал сдать домик, особенно его обрадовало, что с ней придут трое хороших работников. Но все зависело от того, как отнесется к ней жена фермера. Душу Рии наполняли противоречивые чувства. С одной стороны, она благодарила Бога, что у них будет крыша над головой, но в то же время спрашивала Господа, почему он разлучил ее с сыном, и на этот раз окончательно. Им предстояло теперь жить слишком далеко друг от друга, чтобы надеяться на частые встречи.

* * *

«Я оставляю усадьбу Мур-Хаус вместе с тремя акрами земли и все имущество в доме под опекой моего поверенного и предоставляю распоряжаться всем Марии Милликан: первое – до вступления ею в повторный брак, и второе – до ее кончины. В этом случае вся собственность полностью переходит к Бриджит Милликан, старшей дочери Марии Милликан. В случае вступления Марии Милликан в брак, она утрачивает право проживать в усадьбе и распоряжаться ею…»

На этом месте поверенный прервался и посмотрел на недоумевавшую Рию, затем продолжал:

«Сожалею, что я не имею средств, чтобы оставить их на ведение хозяйства. Но уверен, что Мария Милликан, женщина разумная и предприимчивая, сможет найти те наличные средства, которые требуются на содержание усадьбы. Последнее: дом не может быть заложен, пока остается в силе договор об опеке и Мария Милликан проживает в Мур-Хаусе.

Подписано 26 октября 1837 года.

Персиваль Ригмор Миллер».

* * *

Трое мужчин молча смотрели на Рию, но она видела перед собой только поверенного. За время своей практики ему пришлось много повидать, и удивить его было трудно. Однако и он был поражен, когда получившая приличное наследство женщина, вместо того чтобы радоваться, принялась кричать, гневно сверкая глазами:

– Он и после смерти не отпускает меня и не позволяет выйти замуж. Это так несправедливо.

– Неразумная женщина! – Поверенный поднялся со своего места. – Неужели вы не понимаете, какое счастье на вас обрушилось! Вы получили в собственность чудесный дом, не обремененный никакими долговыми обязательствами. Живи вы хоть тысячу лет, вам в вашем положении о таком доме и мечтать бы не пришлось. Теперь вы можете жить в нем в свое удовольствие, а вместо этого начинаете возмущаться из-за условий, которые поставил ваш умерший хозяин. Одно могу сказать, у него имелись веские причины для того, чтобы внести эти оговорки.

– Конечно, конечно, это верно, – энергично закивал ей священник.

Доктор промолчал, склонив голову и поджав губы, он некоторое время приглядывался к ней, а затем спросил:

– Рия, он в самом деле был против вашего брака?

– Да.

– Но почему? Вы же свободная женщина.

– Вы не понимаете.

– Нет, и между прочим, эти джентльмены тоже. – Он по очереди окинул взглядом адвоката и священника. – И нам бы хотелось услышать объяснение.

Она снова удивила их, запальчиво крикнув:

– Хотите сколько душе угодно. От меня вы никакого объяснения не дождетесь! Это касалось только нас с ним. И не думайте, – она кивнула в сторону сидевшего с возмущенным видом священника, – я никогда не была его любовницей.

– Рад это слышать, – поднимаясь, заметил священник.

– А я удивлен, – вставил доктор.

– Я не сомневалась, что вы удивитесь, – зло отрезала Рия (доктор никогда ей не нравился).

– Миссис Милликан, неужели вы на самом деле не сознаете, что вам по-настоящему повезло? – ровным и спокойным тоном заговорил поверенный, охладив немного ее пыл.

– Все это так неожиданно, сэр, и немного странно. Есть чему удивиться, – призналась она, постепенно приходя в себя. – Но и цена, что мне придется заплатить, тоже немалая.

– Многолетний опыт позволяет мне сделать вывод, что в жизни не обязательно это происходит сразу, но с течением времени рассчитываться все равно приходится. Теперь и я должен вас покинуть. А прежде я бы хотел сказать несколько слов вам, – он повернулся к доктору, – и вам, ваше преподобие.

Мужчины встали, вежливо поклонились Рии и вышли за дверь. А она осталась в комнате, заставленной книгами от пола до потолка. Медленным взглядом она обвела библиотеку, постепенно начиная сознавать, что все эти книги теперь принадлежали ей, как и все остальные в доме и в двух пристройках. Она лишь сейчас осознала, какое богатство на нее свалилось. Почувствовав вдруг внезапную слабость, Рия грузно опустилась на стул и, понурив голову, спросила себя, что она вдруг так распалилась. Вести себя подобным образом недопустимо, если не сказать больше. Так разбушеваться, да еще в присутствии доктора. Против священника и адвоката она ничего не имела. Но доктор вызывал у нее неприязнь: у него был слишком длинный нос. Ее не покидало чувство, что у доктора было свое мнение о несчастном случае с хозяином. Особенно она насторожилась тогда, когда он пытался выведать у нее, почему Дэйви ушел работать в усадьбу «Холмы». Казалось, он и сам знал причину, но как он мог до нее докопаться? Сын держал рот на замке. Рия в этом нисколько не сомневалась: он слишком боялся за свою жизнь. Почему она так подумала о Дэйви? Она ничуть не лучше Бидди. Ах, Бидди.