— Штибер, резидент прусской шпионской сети, располагает бюджетом в девять миллионов талеров. По слухам, он заслал во Францию пять тысяч прусских землепашцев и девять тысяч домашних работниц, чтобы иметь своих агентов в кафе, в ресторанах, в семьях, всюду. Но слухи ложные. Среди шпионов весьма немного пруссаков. Весьма немного и эльзасцев. И тех и других распознавали бы по акценту. Шпионы — примерные французы. Они работают за деньги.

— А как же выявлять и арестовывать этих оборотней?

— А это нерентабельно. Тогда они бы арестовывали наших. Шпионов обезвреживают не устранением. Им следует внушать ложные сведения. Для этого необходимы лица, ведущие двойную игру. Перейдем к делу. Сведения, полученные от вас, для меня новы. Господи, что за люди окружают нас! Никому невозможно доверять. Поскорее избавимся от этого субъекта.

— Но на суде ни он, ни Жоли ни в чем не признаются. — Человек, работавший на специальные службы, никогда не должен попадать под суд. Этот принцип, мне очень жаль, будет действовать и в отношении вас. С Лакруа случится неприятность. Вдове начислят соразмерную пенсию.

Симонини не упомянул о Гэдоне и о книжном магазине на улице де Бон. Прежде хотел посмотреть, какую пользу для себя он получит. К тому же несколько дней в Сент-Пелажи его изнурили.

Он прямо отправился в «Лаперуз» на набережной Больших Августинцев. И не на нижний общий этаж, где подавали устриц и антрекоты, как в прежние времена, — а на второй, в отдельный кабинет, где можно было заказать ската в голландском соусе, рисовую запеканку по-тулузски, заливное из филеев молодого кролика, трюфели в шампанском, абрикосовый пудинг по-венециански, салат из свежих фруктов, персиковый и ананасовый компот.

И к чертям всех острожников-идеалистов вместе с душегубами и вместе с их грязными мисками. Для того и существуют тюрьмы, чтобы порядочные люди могли обедывать в ресторанах, не опасаясь повстречаться ни с кем из тех.

Тут мемории Симонини, как бывает часто в подобных случаях, путаются. В дневнике появляются бессвязности. Повествователю остается прибегнуть к пояснениям аббата. Контрапункт их голосов уже воспринимается как отлаженный и полноценный дуэт…

Суть в следующем. Симонини понимал, что имперские специальные службы ждут от него какого-то специального сообщения. Как можно было укрепиться в глазах Лагранжа? Как может укрепиться полицейский информатор? Конечно, разоблачив заговор! Ну, значит, надлежало организовать этот заговор. Чтобы потом его с блеском разоблачить.

Идею подал ему Гавиали. Симонини навел справки в администрации Сент-Пелажи. Скоро Гавиали должен был выходить на свободу. Симонини выждал, а потом двинулся именно туда, где, как намекал тот, он намерен отираться. На улицу Квашни, в кабаре папаши Лоретта.

Пройдя почти всю улицу Квашни, налево открывался вход наподобие щели. Впрочем, не теснее, нежели улица Кота-рыболова, которая с правой стороны той же улицы Квашни уводила на набережную, и все диву давались, на что нужна улица, по которой можно проходить только, как краб, боком. В щели слева — лестница. Осыпающиеся коридоры, сочащиеся копотью камни. Низкие двери. На втором этаже один из низких проемов-лазов внезапно открывал доступ в довольно большое помещение, явно полученное за счет сноса нескольких старых квартир. Это и был салон, или зал, или, как его называли, кабаре папаши Лоретта, которого никто не помнил. Он умер в незапамятные времена. Повсюду столы, курильщики трубок, игроки в ландскнехта, девицы с ранними морщинами, бледнощекие, похожие на бедняцких кукол, озабоченные поиском тех клиентов, у которых в бокалах оставалась хоть капля, и выклянчиванием этой влаги.

Симонини появился в день, когда происходила суматоха. Где-то кого-то кто-то пырнул ножом, и от запаха крови у всех заплясали нервы. Кончилось тем, что еще один сумасбродный посетитель выхватил шило и поранил одну из девиц, повалил на землю заступившуюся кабатчицу, бешено отбивался и был повержен только тем половым, кто догадался шмякнуть его кувшином по тыльной стороне головы. После этого все возвратились к прерванным занятиям, как будто и не отвлекались от них.

Там Симонини и нашел Гавиали у стола с компанией таких же, как он, цареубийц — итальянцев-эмигрантов, помешанных на составлении взрывчатых смесей и на разговорах о том же. По достижении определенного алкогольного градуса за столом звучали одни и те же выяснения былых огрехов и недочетов. Адская машина, которой Кадудаль тщился укокошить Наполеона еще в бытность его первым консулом, представляла собой смесь селитры и картечи. Эта смесь эффективна в узких улицах старых столиц, но мало что может в современном городе, да, честно говоря, и раньше не ахти как работала. Фьески, покушаясь на Луи-Филиппа, изготовил устройство из восемнадцати стволов, стрелявших одновременно, и убил восемнадцать человек. Но не короля.

— Вся штука, — поучал общество Гавиали, — в правильном составе смеси. Вот, например, хлорат калия. Бертолетова соль. Пробовали смешивать его с серой и углем, чтобы получать порох. Но в результате только подорвали всю лабораторию начисто. Использовать хлорат хотя бы для производства спичек? Но тогда придется обмакивать хлоратно-серную головку каждой спички в серную кислоту. Сомнительное удобство. И вообще немцы вот уже более тридцати лет назад изобрели спички на фосфорной основе. Воспламеняются от чиркания.

— Что уж говорить, — перебивал его другой, — о пикриновой кислоте. Было отмечено, что она взрывается при нагревании в присутствии хлората калия. Стали разрабатывать взрывчатые вещества, чем дальше, тем более взрывчатые. Чем дальше, тем больше экспериментаторов погибало. От этой идеи отказались. Перспективнее нитроцеллюлоза…

— Да уж я думаю!

— А вообще имеет смысл вчитаться в древних алхимиков. Они открыли, что смешение азотной кислоты со скипидаром постепенно приводит к воспламенению. И известно уже больше ста лет, что если азотную кислоту соединить с серной, абсорбируется вода и почти всегда имеет место вспышка.

— Я бы серьезно подумал о ксилоидине. Крепкая азотная кислота в сочетании с крахмалом или волокнами древесины…

— Ты как будто бы начитался этого, как его, Верна, он пишет, что ксилоидиновым взрывом можно заслать снаряд на Луну. По-моему, гораздо серьезнее сегодня выглядят нитробензол и нитронафталин. Бумагу или картон обработать азотной кислотой — получается нитрамидин, вещество близкое к ксилоидину.

— Но они же нестабильны все. Пироксилин другое дело. При равном весе у него взрывная сила в шесть раз превосходит силу черного пороха.

— Да, но в отношении надежности оставляет желать лучшего… Так час за часом. Время от времени все сходились на неизбежном: лучше всего — старый добрый черный порох.

Симонини как будто возвратился в сицилийские времена, как будто слышал покойного Нинуццо. Без излишнего труда, употребив на это дело несколько фляг вина, он смог разжечь в славной компании великое недоброжелательство к Наполеону Третьему, от которого только и жди прямой помехи походу савойцев на Рим, а на поход этот уповали в их компании все. Стало ясно, что ради единой Италии придется предать смерти здешнего диктатора. Симонини, конечно, понимал, что этим забулдыгам до единой Италии было не так сильно много дела, а хотелось поскорее хряпнуть хорошенькую бомбу или две. Но именно таких сдвинутых на взрывчатке субъектов он и искал.