— Подкрепление сюда, живее! — кричал парень с таким сильным истэндским акцентом, что ему позавидовала бы и сама Элиза Дулиттл[62]. — Быстро подкрепление, черт! Я поймал пидора, который устроил тут мочилово! Олд-Бонд-стрит, номер двенадцать.

Лэнг выронил комбинезон, обличавший его, раздвинул портьеры, отделявшие торговый зал от склада, и попятился. Руки он держал перед собой, чтобы полисмену не померещилась какая-нибудь опасность.

— Я просто зашел сюда и нашел его.

Молоденького полицейского аж трясло от волнения. Дуло его пистолета — Лэнгу показалось, что это девятимиллиметровый «глок», — ходило ходуном.

— Как же! Тогда я, значит, принц-консорт, что ли? Стой, где стоишь, янки, и не дергайся!

Лэнг сделал еще шаг назад и уткнулся спиной в какой-то массивный предмет мебели. Коп медленно двинулся за ним. Может быть, он опасался, что промахнется, когда надо будет стрелять, если отпустит Лэнга слишком далеко. Рейлли просунул руку за спину, пытаясь понять, как обойти препятствие. Его пальцы прикоснулись к одной из тех рам, которые он заметил, когда вошел сюда несколькими минутами раньше.

— Руки вперед, чтобы я видел! — потребовал констебль.

Лэнг был готов поручиться, что здешний коп не станет стрелять без крайней необходимости. Это не Атланта, где такая мысль не могла бы прийти ему в голову. Конечно, Рейлли не собирался позволить арестовать себя, но и не хотел причинять юному полисмену серьезного вреда. Когда Лэнгу удастся доказать свою невиновность — если это вообще получится, — все следы давно остынут. Кроме того, он отлично знал, насколько дерьмовая вещь — уголовная юстиция. Лэнг провел ладонью по раме, а полицейский подошел еще на шаг. Свободную руку он тоже запустил за спину. Рейлли решил, что за наручниками.

— Обе руки, я сказал!

Лэнг глубоко вдохнул, незаметно перенес вес тела на выдвинутую вперед ногу и в следующее мгновение выбросил ногу так, что любая балерина из «Рокетте» умерла бы от зависти. «Глок» вылетел из руки полицейского, громыхнул по полу и отскочил в сторону. Когда полисмен обернулся, чтобы поднять его, Лэнг выхватил из-за спины раму и нахлобучил ее на полицейского. Она идеально подошла по размеру. Парень застыл, держа руки по швам. Они оказались туго зажаты оправой из выдержанного дерева, покрытого позолотой. Теперь констебль мог лишь яростно сверкать глазами.

— Поверьте, я не имею к этому никакого отношения, — сказал Лэнг, направляясь к двери. — Мне нужна лишь возможность доказать свою невиновность.

Судя по выражению лица констебля, тот нисколько не поверил ему.

Лэнг уже слышал приближавшийся звук сирен, какими пользуются полицейские по всей Европе. Они напомнили ему фильм «Дневник Анны Франк»[63]. Он находился в таком положении, что современная полиция была для него ничуть не лучше гестапо. Если Рейлли поймают, то в Освенцим, конечно, не отправят, но все равно упрячут куда-нибудь за колючую проволоку, а там уже «они» разделаются с ним без особых хлопот.

Лэнг вышел на улицу и направился прочь, успешно подавив желание кинуться наутек. Лишь пройдя два квартала, он вспомнил, что забыл зонтик.

6

Лондон, Сент-Джеймс. Через десять минут

В «Стаффорде» его ожидала записка:

Пошла по магазинам. Обед в «Pointe de Tour». Чай здесь в 16:00. Герт

Рядом лежала вырезка из журнала, в которой говорилось, что «Pointe de Tour» — это новый ресторан, расположенный к югу от моста Тауэр. Множество звезд, французская кухня. Дорого.

Он решил, что дожидаться Герт было бы неразумно, и принялся упаковывать вещи. Ему было совестно, но в его планах места для нее не находилось. Лэнга ловко подставили: убили Дженсона и позвонили в полицию, обставив все дело так, чтобы он попался буквально in flagrante delicto[64], как говорят юристы. Вернее, те из них, кто не забыл эту фразу после университета.

Теперь все полицейские Европы кинутся искать его с таким же азартом, как и американские стражи порядка. На зонтике остались отпечатки пальцев, которые приведут в «Фортнум и Мейсон». Путешествующая супружеская чета уже не могла служить надежным прикрытием, тем более что полицейский художник должен был с минуты на минуту закончить со слов констебля изготовление портрета Генриха Шнеллера.

Потом отпечатки попадут в Интерпол… В общем, о герре Шнеллере придется забыть навсегда.

Лэнг забрал все деньги, которые Герт оставила в сейфе, написал ей записку, которую, как он отлично знал, она должна была счесть, мягко говоря, неадекватной, и покинул гостиницу.

Вскоре он оказался возле парка Сент-Джеймс, где задержался на несколько минут близ так называемого Утиного острова, как будто рассматривал там птиц. Вроде бы никто не выказывал интереса ни к нему, ни к тому, что происходит на воде. Дальше Лэнг направился по Уайтхолл, вдоль усыпанного гравием плаца Конной гвардии и мимо Рыцарского фасада Банкетного Дома, где проходили королевские пиры. Когда-то на этом самом месте обезглавили царственного гуляку, монарха, склонного забывать о своих обещаниях, — Карла I. Но сегодня история занимала Лэнга несравненно меньше, нежели вопрос о том, следят за ним или нет.

Конечно, то, что он не видел никого из «них», вовсе не означало, что этих субъектов не было поблизости. Лэнг в полной мере ценил «их» хитрость. Убийца Дженсона вполне мог разделаться с Рейлли в полутемном магазине. Но в стране, где убийства происходят не так часто, как, скажем, в городе Монтгомери, штат Алабама, такой случай вызвал бы куда больше вопросов, чем гибель одного небогатого антиквара. «Они» сделали так, чтобы Лэнг оказался в положении главного подозреваемого.

Когда Рейлли упрячут в каталажку, «они» запросто сумеют отыскать его. Преступная организация, представленная в Европе и Америке, обязательно должна иметь доступ к документам полиции, равно как и в любую тюрьму, куда его могут засунуть. В этом нет никаких сомнений. Куда ему деваться? Ведь никто же не поверит, если человек, подозреваемый в двух убийствах, начнет болтать о заговоре международного масштаба и тайнах, зашифрованных в старинной картине.

Что и говорить, умно…

Лэнг поставил ногу на кстати подвернувшееся невысокое крыльцо и сделал вид, будто завязывает шнурок. Так он мог незаметно для окружающих посмотреть назад. Группа японцев, оживленно щебетавших по-птичьи между собой, непрерывно щелкала фотоаппаратами, снимая все, что оказывалось в поле зрения. Под их прикрытием Лэнг повернул направо, рассчитывая затеряться в суматохе автомобилей, бесчисленных голубей и суетливой толпы на Трафальгарской площади.