Однажды, сидя на безлюдной горной тропе, я вдруг увидел, что ко мне приближаются два десятка мужчин весьма устрашающего вида. В руках каждый из них нес, словно знамя, железный трезубец, увенчанный человеческим черепом. Длинные дреды были уложены вокруг их голов, как короны, а спутанные бороды раскачивались из стороны в сторону в такт их шагам. С ног до головы они были покрыты толстым слоем пепла, на шее в несколько рядов висели бусы из рудракши, а лоб украшали три горизонтальные линии, символизирующие Шиву. Несмотря на холод, из одежды на них были лишь ярко-красные набедренные повязки и пояса из железных цепей. А некоторые и вовсе шли полностью нагими.

Это были Нага-бабы, или Наги. Я знал, что они дают обет пожизненного безбрачия и, чтобы уничтожить в себе половое желание, сублимировать сексуальную энергию и превратить в мистические способности, нередко прибегают к тантрическим практикам. Пренебрегая принятыми в обществе условностями, многие из них ходят обнаженными; это — часть их духовной практики. Наги не стригут волос, чтобы не сосредоточиваться на теле — это своего рода форма умерщвления плоти. История Нагов уходит корнями в глубь веков. В разное время некоторые из орденов Нагов сражались с войсками Великих Моголов, английскими завоевателями, буддистами и даже представителями других школ индуизма.

Мне очень хотелось понять, почему люди выбирают такой суровый путь. Собравшись с духом, я отважился попросить у Нагов разрешения попутешествовать вместе с ними. Один из них, говоривший по-английски, перевел мою просьбу другим, и те, потрясая над головой трезубцами, возгласами «Джай Шанкар!» выразили свое согласие. Взяв меня за руку, они приняли меня в свое число, словно родного брата. Проделав долгий путь, мы наконец разбили лагерь на берегу реки. Жрец Нагов, по имени Дхуни Баба, собрал хворост и возжег священный огонь. Другие Наги устроились вокруг костра, и я тоже подошел к огню, чтобы сесть рядом со всеми.

Вдруг у меня за спиной раздался душераздирающий вопль. Обернувшись, я увидел Дхуни Бабу. Охваченный яростью, он бежал ко мне, размахивая над головой трезубцем. В глазах его плясало красное пламя, губы дрожали от гнева, а руки судорожно сжимали занесенное над головой оружие. Остальные Наги возмущенно заголосили, изрыгая проклятия и испепеляя меня своими взглядами. Я был полностью сбит с толку. Что я такого натворил? Неужели мне суждено завершить свою жизнь на трезубце Нага? Я стал молиться. В этот момент один из Нагов, с перекошенным от отвращения лицом, указал на мои резиновые сандалии. Я тут же снял их и закинул далеко в джунгли. Наги молча смотрели на меня. Воцарилась мертвая тишина, и я, затаив дыхание, ждал, что будет дальше.

Неожиданно Наги разразились дружелюбным смехом и пригласили меня сесть рядом. Почувствовав, что напряжение спало, я выдохнул и жадно глотнул морозного горного воздуха. Устроившись на холодной земле, я все еще не мог прийти в себя от потрясения. Нага-баба, который немного говорил по-английски, объяснил мне: «Священный огонь — это наш храм. Рядом с ним нельзя находиться в обуви. На самом деле мы не были разгневаны. Просто мы решили преподать тебе урок, чтобы ты запомнил его навсегда. Сегодня ты удостоился особой милости Дхуни Бабы».

Я торжественно поклялся, что в жизни не забуду этого урока, и Дхуни Баба снисходительно усмехнулся.

В центр жертвенного огня был воткнут трезубец, олицетворяющий Шиву. Читая нараспев мантры, Наги стали возливать в священный огонь топленое масло. В какой-то момент церемонии у импровизированного алтаря поставили чиллум — глиняную курительную трубку. Продолжая распевать мантры, Наги торжественно забили трубку ганджей (марихуаной) и поднесли ее самому старшему из них. Тот почтительно приложил трубку ко лбу и прочитал какую-то молитву. Раскурив трубку, Баба передал ее дальше, и каждый Нага, прежде чем затянуться, тоже читал молитву. Когда очередь дошла до меня, я заколебался, вспомнив об обете, который дал Господу в прокуренном кандагарском подвале. Со всем уважением и деликатностью, на которые я только был способен, я отказался от трубки. Повисла неловкая тишина. Наги посмотрели на меня с неодобрением, а потом разразились криками: «Маха-прасад! Маха-прасад! Шанкар Маха-прасад!» Нага, говоривший по-английски, перевел мне: «Это — милость Шивы. Ты должен почтить его маха-прасад вместе с нами. Тогда ты сможешь медитировать на бесконечность. Отказавшись, ты нанесешь Шиве оскорбление и будешь за это жестоко наказан». Свирепый вид Нагов свидетельствовал о том, что их слова — не пустая угроза.

«Я поклялся не принимать одурманивающих веществ, это мой обет», — еле слышно выдавил из себя я.

Баба перевел мои слова остальным Нагам, и они как-то странно притихли. Один из них поднялся и бросил в священный огонь охапку хвороста. После недолгого молчания он пристально посмотрел на меня и неодобрительно покачал головой. В голове у меня промелькнула мысль: Похоже, этот огонь станет моим погребальным костром.

Неожиданно все Наги заулыбались. Дхуни Баба с любовью потрепал меня по голове и рассмеялся. Они с уважением отнеслись к моему обету никогда не курить ганджу.

К моему облегчению, на костер водрузили железный котел и стали готовить ужин. Когда рис и дал сварились, Дхуни Баба, произнеся мантры, взял немного готовой еды и предложил ее огню. Остальное стало освященной пищей, прасадом, и было роздано всем присутствующим. Ночь мы провели возле костра. Наутро, омывшись в студеной речной воде, я стал наблюдать за тем, как Наги натираются пеплом от священного костра. Они делали это всякий раз, когда под рукой не было пепла из крематория. Большинство Нагов сгрудилось вокруг костра. Возможно, это было вызвано холодом — я точно не знаю. Одни курили ганджу, а другие медитировали или повторяли мантры на четках из рудракши.

В какой-то момент пожилой Нага, до этого сидевший неподвижно в позе лотоса, прямо у меня на глазах медленно взмыл над землей примерно на полметра. Вслед за ним это проделал еще один Баба, сидевший возле костра. Я ущипнул себя, дабы убедиться, что мне это не снится. Но нет, я не спал, и все это происходило наяву. Просто я находился в ином мире — в мире неистовых аскетов, безразличных ко всему, кроме реальности, в которой они жили.

Всюду есть люди, нарушающие закон. Так и здесь, укрывшись ото всех в диком лесу, эти Наги с легкостью нарушают закон земного тяготения. Они достигли такой гармонии с природой, что могут играть с ее законами, как им заблагорассудится.

Пока двое Нагов парили в воздухе, я стал оглядываться по сторонам, чтобы посмотреть на реакцию окружающих. Но остальные Наги не обращали на происходящее никакого внимания — левитация была для них самым обычным делом.

На следующее утро я узнал о том, что Наги собираются на встречу со своим гуру. Мы отправились в лес, где их гуру предавался суровой аскезе. Мне рассказали, что он сутками медитирует в позе лотоса, не шевелясь и не принимая пищи и воды. Пока мы прокладывали себе путь через заросли кустарника, Нага, который знал английский и стал моим переводчиком, рассказал мне об их духовном учителе. «В двенадцать лет он ушел из дома и стал Нага- бабой. Он строго следует заповедям йоги и, в отличие от большинства из нас, не курит ганджу и не употребляет никаких других одурманивающих веществ. В его жизни нет места для чувственных удовольствий. Благодаря постоянным занятиям медитацией он обрел сверхъестественные способности, которые поражают воображение. Обычно он молчит, но если он заговорит, то все слушают только его».