и шарф размером с одеяло, они все сейчас такие носят. Ботиночки тоже не новые, на тонюсенькой подошве, размерчик — из «Детского мира», наверное, но почищенные, это Надежде Петровне понравилось, она терпеть не могла нечищеной обуви. Нынешние девицы как? На лице марафет наведут, аж краска с фасада отваливается, а обувь грязная, и все про них сразу понятно.

В гостиной Катя уселась в кресло поближе к батарее, видно замерзла в своей одежке не по сезону. Но не ссутулилась, как все, по креслу не растеклась, села — спина прямая, ножки коленка к коленке — ну чисто принцесса, умилилась Надежда Петровна и предложила:

— А хотите чаю горячего? И тапочки вам сейчас принесу, теплые.

— Спасибо, — и ведь даже не улыбнулась девчонка, подняв на Надежду Петровну свой глаза-блюдца, серые, огромные, аж свет от люстры в них отражается. — Только без сахара, если можно, просто чай.

— Что же за чай без сахара! — удивилась Надежда Петровна и предложила, — может быть, на кухню пойдем, чтоб им тут не мешать?

На самом деле она просто надеясь получить от гостьи дополнительную информацию о причинах таинственного отсутствия Ларисы Борисовны.

— Если можно, я тут посижу, — шепотом отказалась Катя.

Ишь, как следит за своим, — понимающе кивнула Надежда Петровна. — С характером девчонка, сразу видно.

Она быстренько сбегала на кухню, принесла чай, сахарницу на всякий случай и печенье, и тоже уселась наблюдать, ей было интересно. Петя с Германычем уже увлечено тренькали на пианино, выговаривали разные непонятные слова вроде «легато» и «тут три четверти», и были до смешного похожи: оба высоченные, длинноногие и длиннорукие, так что пианино казалось игрушечным, им не по росту. Катя внимательно следила за происходящим, не отрывая глаз от своего Петечки. Даже на отиравшихся в гостиной котов внимания не обратила, хотя обычно все посетительницы дамского пола при виде сладкой парочки впадали в умиление и принимались гладить, чесать и сюсюкать.

А еще понравилось Надежде Петровне, то, что девочка воспитанная, не шарит глазами по комнате, чай свой без сахара пьет и печенье не берет, стесняется. Зато кружку-то схватила, стала руки греть: пальчики тоненькие, голубые венки просвечивают, ноготки аж прозрачные.

— А может вы кушать хотите? Я сейчас булочки принесу. Если с маслом…

Катя вскинула на нее глаза умоляюще — мол, мы же мешаем! И головой помотала, отказываясь.

— Подумаешь! — независимо фыркнула Надежда Петровна и добавила, но уже себе под нос, — хоть бы они были делом заняты, а то так, трень-брень.

Тут Евгений Германович тоже обернулся, посмотрел укоризненно. Надежда Петровна устыдилась, притихла и от нечего делать стала наблюдать за котами, которые, как всегда, сидели на крышке пианино. Маруся внимательно следила за бегающими по клавишам пальцами исполнителей, эти движения ее завораживали, но уши были нервно прижаты и кончик хвоста подергивался, то ли ее незнакомый человек настораживал, то ли манера исполнения ее не устраивала. Тихон так же завороженно следил на Марусей, повторяя ее движения, вслед за ней подергивая хвостом, распахивая или прищуривая глаза.

— Играют, — с досадой думала Надежда Петровна. — Будто и правда важным делом заняты. А мы тут, три дуры — я, Катя и Маруся — сидим, выпучив глаза, смотрим. Эх, что за мужик пошел! Нет чтоб огородом заняться, по дому то-се или в гараже. На рыбалку поехать, на худой конец. Нет, они игра-а-ют! Тьфу, расстройство одно.

И она принялась мечтать, как, например, они с Германычем едут на машине в сад. Он за рулем, она рядом, сзади рассада качается, помидорная там или еще какая. Или картошку вместе копают, все, как у людей. Рыбалку — черт с ней, простудится там еще, да и непьющий он. Хотя карасиков жареных, в сметанке, хорошо бы! Надо будет завтра купить карасиков-то, на рынке один мужик всегда хорошую рыбу продает. Вообще хорошо, что Женя дома сидит, целее будет. А тот вон всю жизнь шастал по горам своим, Анна сколько ревела-переживала, неделями от страха тряслась. Он уж, кажется, для нее все готов был сделать, а тут — нет, уперся. Как отпуск — так в горы, словно медом ему намазано. Приедет худющий, загорелый, счастли-и-ивый! Эх, Анька, Анька, дура ты беспросветная! Такого мужика бросила, как старый чемодан. И хоть бы ключи оставила, а то ни себе, ни людям. Ну нечего, ничего, Женя вон вроде пообвыкся, успокоился. Если музыка ему помогает — пусть будет музыка, она, Надежда, не возражает. И Лариса эта тоже пускай приходит. Хорошая она тетка, порядочная. И несчастная. Жаль ее так то, ей бы…

На этом месте размышления Надежды Петровны вдруг оборвались, будто шли-шли и с обрыва упали. Она вздрогнула, словно проснулась, и пришла в себя. Оказывается, в комнате просто наступила тишина. Сама того не замечая, она плыла на волнах музыки, которую играл Петя, как плот плывет по реке, послушно следуя изгибам русла, то замедляя, то ускоряя ход. А стихла музыка — ушли мысли, хорошие, умные, правильные мысли, даже жаль их было, и жаль, что музыка кончилась. Это было тем более удивительно, что Надежда Петровна к музыке была совершенно равнодушна, хоть дудка какая играла, хоть целый оркестр. Скучала, если приходилось слушать (а прожив столько лет рядом с Моцартом, Анной и Леной, на «концерты» попадала частенько), терпела. Вот песни любила, Кадышеву особенно, а раньше Толкунову, или если романсы басом какой мужчина поет по телевизору, это да, и за душу берет, и подпевать можно, и думать о красивом и печальном. А тут — Петина музыка без всяких слов. Странно.

— Ты хорошо играешь, — похвалила она Петю, выбиравшегося из-за фортепиано.

От ее похвалы Петя смутился и даже порозовел, а Моцарт и Катя переглянулись и посмотрели на нее, отчего-то улыбаясь, но не обидно улыбались, по-хорошему. Моцарт стал совать Пете деньги, тот взял, неловко покрутил их в руках, словно соображая, что с ними делать, и передал их Кате. Катя, вскинув на Моцарта свои глазищи, нежным голоском попросила впредь перечислять деньги за занятия на карту, номер она пришлет. Нет, не на Петину, а на ее, потому что Петя все перепутает. Петя, как дурачок, согласно кивал — мол, непременно перепутаю (хотя что тут можно было перепутать, совершенно непонятно) и с обожанием смотрел сверху вниз на свою подружку.

— Молодец девчонка! Вертит им, как вздумается, а оно и правильно, — опять подумала Надежда Петровна. И, предоставив Моцарту провожать гостей, отправилась на кухню готовить ужин. Коты немедленно тоже разделились: Маруся пошла в прихожую помогать хозяину провожать гостей, а Тихон — контролировать