— Ну, — я вытерла руки салфеткой, — не совсем так. Она просто… Она позвонила и спросила, как я с «этим» справляюсь. Вы же знаете, как люди используют это слово, когда не могут просто сказать: «Бен умер»?

Сьюзен кивнула:

— Эвфемизмы. Как будто ты забудешь, что Бен умер, если они не будут об этом говорить прямо.

— Верно! Как будто я не думаю об этом каждое мгновение дня. В любом случае она просто спросила, а я ответила, что у меня все хорошо. У меня не все хорошо, но так обычно говорят. Любой, задавший мне такой вопрос, будет знать, что «хорошо» означает «хорошо, учитывая обстоятельства».

— Согласна. — Ведерко с чипсами уже опустело. И когда официант вернулся с нашими «Маргаритами», Сьюзен попросила снова его наполнить.

— Но, думаю, моя мама искренне считает, что я в порядке, — продолжала я. — Она наверняка надеялась, что я скажу, что у меня все в порядке. И если я это скажу, это будет означать, что ей не надо ничего делать, и я снова стала самой собой. Как будто ничего не произошло.

— Ну, для нее ничего и не произошло. — Сьюзен отпила глоток «Маргариты» и поморщилась. — Боюсь, из меня плохой выпивоха. Я просто подумала, что это поднимет нам настроение. Но это… крепковато, нет?

Я тоже отпила глоток.

— Крепко, — согласилась я.

— Ладно! Я думала, это я веду себя как ребенок. О чем ты говорила?

— По-моему, это вы говорили.

— Ах да. У твоей матери ничего не случилось. Вы ведь с ней редко разговариваете, верно?

— Верно.

— Судя по всему, она из тех людей, которые не способны сопереживать или даже сочувствовать. Она не знает, как с тобой разговаривать, потому что она тебя не понимает.

Я нечасто говорю о моей семье, а когда делаю это, я ограничиваюсь короткими фразами и пренебрежительными комментариями. Но Сьюзен стала первой, кто понял, что происходит, и дала этому определение. Или, по крайней мере, описала это.

— Вы правы, — сказала я ей.

— Не беспокойся о родителях. Они поступят так, как им хотелось бы, чтобы поступили с ними. И это будет совершенно не то, что нужно тебе. Говорю тебе, оставь попытки соединить одно и другое. Не то чтобы я была экспертом. Я просто заметила, что после смерти Стивена я столкнулась с огромной разницей между тем, чего я хотела от людей, и тем, что они хотели дать мне. Думаю, людям так страшно оказаться в нашем положении, что они теряют способность просто даже поговорить с нами. Говорю тебе, отпусти эту ситауцию.

К тому времени, как Сьюзен договорила, я уже выпила всю «Маргариту». Я не знала, как это вышло. Принесли наши фахитос, шипящие и хвастливые, если фахитос могут быть хвастливыми. Они были такими огромными, что потребовалось несколько тарелок и несколько человек, чтобы их принести. Отдельная тарелка для гарнира, сковороды с курицей и овощами, ящик для тортилий, маисовых и из пшеничной муки, и приправы из гуакамоле, сыра, сальсы и салата-латука. Наш столик выглядел так, словно это был королевский пир, и курица так громко скворчала на сковородке, что мне казалось, будто весь ресторан смотрит на нас.

— Многовато, да? — с наигранной скромностью спросила Сьюзен. — Мне нравится то, как они это все приносят. Похоже на презентацию. У них нет никакой необходимости дожаривать креветки на столе. Совершенно никакой.

К нам снова подошел официант, чтобы проверить, все ли в порядке. Сьюзен заказала нам обеим еще по «Маргарите».

— Для меня арбузную, — попросила я. Сьюзен согласилась:

— Звучит хорошо. Мне тоже арбузную.

За нашим дымящимся ленчем мы говорили о политике и семьях, о трафике и кинофильмах, о новостях и забавных историях. Мне хотелось, чтобы у меня получилось говорить со Сьюзен не только о жизни и смерти, не только о Бене и Стивене. Это казалось возможным. Мне представлялось, что я смогла бы узнать ее вне зависимости от трагедии, соединившей нас. Но нас объединял Бен, поэтому разговор все время возвращался к нему. Я гадала, не признак ли это нездоровья — вслух страдать навязчивой идеей. Не должна ли одержимость смертью Бена оставаться только в моей голове? И я не знала, могу ли полностью доверять Сьюзен.

— Ты уже подумала о том, когда ты прекратишь доставку писем на его имя? — небрежно спросила она, накалывая на вилку еду.

Я покачала головой:

— Нет. Я даже не знаю, как это делается. — Это была не вся правда. На самом деле меня пугало то, что из-за этого почта не доставит мое свидетельство о браке, так как на конверте должна быть указана и фамилия Бена тоже. Я не хотела прекращать доставку почты, пока оно не придет.

— О, это просто. Мы можем сделать это сегодня, если хочешь, — предложила Сьюзен.

— Ну… — Я попыталась придумать способ остановить ее и поняла, что у меня нет реальных оправданий, кроме правды. — Дело в том, что я все еще жду свидетельство о браке, — призналась я. — Я не хочу отказываться от доставки почты, чтобы они не задержали и его тоже.

— Что ты хочешь сказать? — Сьюзен руками очистила луковицу и положила ее в рот.

— Свидетельство о браке до сих пор не доставили, а так как на конверте будут обе наши фамилии, меня тревожит, что они оставят его на почте вместе со старыми счетами Бена и всем прочим, вместо того чтобы принести его мне.

— А оно еще не пришло? — По голосу Сьюзен было понятно, что она считает, будто не поняла меня. Я так долго никому не признавалась, что свидетельство до сих пор не прислали. Мне казалось, все подумают, что я лгу насчет нашего брака. Я боялась, что люди воспользуются этим, чтобы убедить себя в том, чего я боялась больше всего: я лишняя. Но в голосе Сьюзен не было ни капли сомнения. Ее явно беспокоила только церковная или логистическая ошибка. Ей даже в голову не пришло задаться вопросом, не полное ли я дерьмо. Мне пришлось признать, что она проделала большой путь с момента нашего знакомства. Должно быть, она двигалась так быстро из-за эмоционального потрясения.

— Нет, я его до сих пор не получила. Я проверяю почту каждый день, вскрываю даже самые безобидные конверты. Его нет.

— Что ж, нам пора начинать обзванивать людей и выяснять, где оно. Ты звонила в округ, чтобы проверить, внесен ли ваш брак в акты записей гражданского состояния?

— Нет. — Я покачала головой. Честно говоря, я не считала это проблемой, пока не произнесла вслух. Мне не хотелось столкнуться с логистическим кошмаром в поисках свидетельства.

— Ладно, это будет нашим первым шагом. Тебе нужно выяснить, доставили ли оригинал свидетельства до округа.

— О’кей, — ответила я. Ее озабоченность передалась мне.

— Ничего страшного. — Сьюзен взяла меня за руку. — Мы все выясним.

Она сказала «мы», она не сказала «ты выяснишь», и от этого у меня возникло ощущение, что я не одна. У меня возникло ощущение, что если мне не удастся самой с этим справиться, она меня из этого вытащит. У меня возникло ощущение, что я как будто на высоте, на канате, теряю равновесие, но вижу внизу страховочную сетку. «Мы» это выясним. Такие же ощущения вызывала у меня Ана, но все это время я чувствовала, что она не могла мне помочь. Подруга могла держать меня за руку, но она не могла помочь мне встать. Впервые я почувствовала, что желание стоять на ногах зависит не только от меня. От меня одной ничего не зависит.