– Странно. У той девчонки была всего лишь железная зубочистка, а у этого под плащом меч и боевой кинжал. Тем не менее она его покоцала и сбежала. Замечаешь, как он двигается, шеф?

Я не ответил, все было слишком очевидно. Монах, если только он действительно являлся монахом, судя по движениям, был опытным бойцом. И все же цыганке удалось от него улизнуть, предварительно попортив шкуру.

– Зол, наверное, как росомаха, – предположил Адольф.

– Хозяин, ваша паэлья остывает.

После трапезы мы отправились заказывать сантехнику. В салоне «Интерьер двадцатого века» меня встретили как старого друга, усадили в удобное кресло, налили фруктового чаю и, услышав заветные слова «всего самого лучшего», принялись за работу. Спустя несколько часов расторопные зеньориты, как следует прошерстив каталоги сантехники и получив мое одобрение на те или иные образцы, а также пройдясь по несметным запасам керамических облицовочных материалов, принялись составлять смету.

Сиеста была уже далеко позади, когда я покидал салон в несколько даже приподнятом расположении духа. Тяжелое ощущение, оставленное визитом в дом скорби, почти полностью растворилось в душе, что несказанно радовало. Тем временем пришла пора встретиться с двойным агентом.

На улицу Золотого пера мы подъехали в ярких арбализейских сумерках. Оранжево-желтые лучи закатного солнца множили непомерно длинные тени, проскальзывая сквозь зазоры меж домов. Я недолго наслаждался внезапно возникшим ощущением легкости, ибо в гармонию чувств вмешался привкус смерти.

– Что-то не так. Адольф, сторожи вход, Себастина, за мной.

В мансарду поднимались не спеша, держа наготове оружие. Я распалил Голос и внимательно изучал все сгустки эмоций сквозь стены и двери. Всюду царил страх, жильцы доходного дома притихли в своих квартирах как мыши под половицей, на которой прилег вздремнуть кот, а наверху витали эмоциональные фантомы особенно сильного страха.

Дверь была приоткрыта, я осторожно толкнул ее стволом «Тарантула» и прошел в мансарду. Первичный обыск не занял и минуты.

– Хм, кажется, беспорядок со вчерашнего дня не изменился, но крови точно было меньше. И трупов тоже.

– Хозяин изволит шутить, – констатировала Себастина, не убирая тяжелого тесака.

– Так, Лакроэн… а это, кажется, один из тех, кто был с моей стороны кровати вчера.

– Судя по той и вон той картине, он позировал художнику.

Я посмотрел на указанные полотна, с которых белозубо улыбался красивый молодой человек. У Лакроэна отлично получался жанр ню, следовало признать.

– Мальчишке просто перерезали горло. Лакроэна, очевидно, пытали.

Я приблизился к нагому трупу, который убийца так и оставил привязанным к стулу. Ступни и кисти рук посинели. Тонкие, но прочные веревки врезались в грудь, судя по следам, он пытался освободиться, но лишь разодрал кожу. Кровь сочилась из носа, рта и глаз, причем склеры были залиты ею полностью от обилия лопнувших капилляров, а вот нижнюю губу Лакроэн сам себе откусил. Его терзала очень, очень сильная боль, и не надо было уметь видеть остатки эмоций – хватало одного взгляда на посмертную гримасу. При этом на теле не виднелось ни единого пореза, ожога, лишнего отверстия. Зато из тела торчали иголки, причем не швейные, а самые что ни на есть пайшоанские, тонкие и гибкие, предназначенные для акупунктуры.

– Его нервные узлы подвергались сильной точечной стимуляции, убийца заставлял чувствовать боль ткани, которые были ответственны за ощущение боли как таковой, после чего… последняя игла вошла в шейный нерв. Полагаю, к этому моменту он рассказал все, что знал.

– Логично будет предположить, что убийца желал получить посылку из посольства, хозяин.

– Логично, если мы сразу отметем вероятность совпадения. – Я вновь осмотрелся. Богиня милосердная, тут все изначально выглядело так, словно кто-то уже провел бесцеремонный обыск. Придется нам провести свой, и поскорее.

На самом деле я понимал, что можно было и не спешить. Во-первых, потому что покойный Лакроэн отдал своему убийце то, что тот желал получить. Не мог не отдать. Фактически я был удивлен тем, что картонесца пришлось пытать: при жизни он не походил на человека, готового умереть за Мескию. Во-вторых, судя по состоянию тела, сердце перестало биться всего несколько часов назад, даже мух на такой-то жаре порядочно слететься не успело. В-третьих, если бы кто-то все-таки действительно осмелился позвать керубимов, они были бы на месте задолго до нас.

Несмотря на обилие тюбиков с засохшими красками, старых палитр, кистей, емкостей со скипидаром, пустых холстов и бутылок, поиски продлились недолго – Себастина заметила выступавшую деталь в боку деревянного каркаса огромной кровати. Это было неплотно закрытое потайное отделение, в котором мог бы уместиться небольшой предмет. Оно оказалось совершенно пустым.

Продолжать поиски было бессмысленно, и мы спустились вниз, где ждал не прекращавший пыхтеть стимер. Вскоре Адольф притормозил возле крохотного поста керубимов, подобные которому были разбросаны по Арадону тут и там, я продемонстрировал жетон и сообщил о происшествии. Отвечать на вопросы, разумеется, не собирался и сразу же приказал ехать домой.

Четвертый день от начала расследования

Ночь выдалась тяжелой, от первых звезд до рассветной зари я просидел в духоте кабинета, которой не прогонял даже ветерок, проникавший сквозь распахнутые ставни. На одну из стен Луи повесил большую доску для визуализации хода расследования, на другой уместилась карта Арадона. В прежние времена я не нуждался в таком подспорье, но с тех пор как память стала ухудшаться, этот нехитрый прием начал себя оправдывать. Себастина также работала, без устали заполняя свой дневник описанием событий, имевших место в течение дня, предварительно шифруя записи.

Признаться, я был удивлен тем, что она завела себе дневник, и подозревал, что толкнуло мою горничную на этот поступок знакомство со сборником дневников Махария Стузиана. Чуть больше года назад я позволил ей ознакомиться с текстами Сияющего Лорда из чистого любопытства – она никогда прежде не проявляла интереса к книгам, читала лишь то, что было нужно ей для лучшего служения, а мне внезапно взбрело в голову выяснить – есть ли у Себастины литературные предпочтения? Через столько-то лет жизни бок о бок. Лишь жанр биографической литературы кое-как ее заинтересовал, особенно биография Махария Необоримого. Слишком поздно я понял, что моя горничная самовольно решила стать моим биографом, для чего исписала уже несколько дневников.

– Утро, хозяин, – сказала Себастина, захлопнув книжку и поднявшись из кресла. – Изволите пить кофе или чаю?

– Крепкий кофе.

– Осмелюсь предложить к кофе изысканный флан[40].

Я лишь кивнул, не отрываясь от чтения докладов, доставленных этим днем.