– Эх, водочка! Волшебница! Холодненькая! Давай выпьем!

– Да я водку не очень…

– Вот это напрасно! Водка – великая вещь! Ты меня слушай! Про водку сейчас расскажу! После института меня заперли, то есть я сам захотел, я поехал в Сибирь, в Кемерово. Работал там помощником мастера сначала, потом мастером, это отдельный рассказ. Представь, я – зеленый инженер, ничего особенного, но тут я как-то навострился и сделал проект такой интересный, который мы там воплотили в макетные опытные образцы. Главный инженер завода говорит – что вы мне рассказываете, вы езжайте в шахту и защитите этот проект. Мы поехали в Анжеро-Судженск, это километров 160 от Кемерово, на двукрылом самолете Ан-2, пропускаю, как я был в шахте, потом расскажу, это был пиздец полный! В общем, мы закончили командировку, до отлета остается два часа, мы заходим с Гошей, товарищем моим, в ресторан, а Гоша – настоящий сибиряк, может много выпить, я много не могу, но тоже пил. Короче, мы вмазали там две бутылки водки и еще графин пива. Сели в самолет, погода говно, заходит мамаша с дочками, одной лет четырнадцать, другой семь-восемь, и собачка с бантиком. Летим. Там еще пассажиры были, но эти были прям напротив. Погода совсем испортилась. Качка такая началась… – Анатолий Михайлович вложил в рот вареную картофелину, посыпанную укропчиком, соленый помидор и кусок сала. – Ммм-ммм-ммм, – промычал он с набитым ртом и махнул рукой, мол, сейчас дорасскажу.

– Короче, блевали все, включая собачку, кроме вас с Гошей. Бантика видно не было, – докончила я рассказ.

– Абсолютно! – подтвердил он. – Там ничего видно не было! А мы прилетели в отличном настроении. Вот что такое водка!

– А может, вот что такое хороший проект?

– Ну, проект само собой.

– Вы были в эйфории, – настаивала я на безалкогольной версии.

– Мы не были в эйфории, мы из шахты еле вылезли. Это водочка, волшебница! Ну, твое здоровье! – он опрокинул рюмку, – Пью, и нос чешется, все равно, что спать и зевать.

За стеклянной стеной мелькнула розовая Аннушка, сунула в дверь улыбку:

– Я Танечкину сумку в голубую спальню снесла, постелила там.

– В голубую? – переспросил хозяин.

– Плохо? – испугалась она. – А я ж подумала, рядышком, удобно.

– Ладно, ладно, хорошо, иди, Аннушка.

– Мне бы переодеться, – напомнила я.

– А, пойдем, покажу. Дом посмотришь заодно, – встал Анатолий Михайлович.

– Я отведу Танечку! – ринулась Аннушка.

– Ты лучше вон картошку подогрей. Остыла.

– Здесь сауна у меня и душ, – начал экскурсию хозяин, открыв внутреннюю дверь столовой. Раньше здесь дом кончался, эта стена на улицу выходила. Я пристроил бассейн и сделал тут стеклянную стену.

Мы вышли к бассейну, полноценному, 25-ти метровому.

– Вода какая голубая! – заметила я.

– Это специальный состав, он немного подкрашивает воду. Вода чистейшая. Здесь никого не бывает, только я и сын, Толя. Тридцать пять лет мужику, не остановится никак, все блядует. Но сюда я ему запрещаю девок возить. А воду меняют раз в неделю.

– А это кто занимается? – кивнула я на тренажеры у бассейна.

– Покупал себе. Да некогда все. Когда здесь живу, стараюсь утро начинать с них.

– Какой вы молодец!

– Да какой там! Пузо так и висит. Молодец я в другом.

Мы поднялись по дубовой лестнице наверх, в коридор с картинами на стенах.

– На втором этаже у меня спальни, – продолжил экскурсовод, – вот это моя, рядом твоя, голубая, вон та для Соньки, матушки моей, еще две гостевых и последняя Толина.

– Сколько же лет вашей матушке?

– Девяносто четыре в этом году будет. Вот кто молодец у меня! Сюда она не ездит, говорит, слишком много места, тяжело передвигаться. Пойдем, Толину комнату покажу.

Толина комната представляла собой жилище сексуально-озабоченного спартанца: простая мебель, гантели в углу, на стенах грамоты и кубки и в центре – огромный квадрат кровати, прикрытой серой тканью.

– Он спортсмен? – я взяла в руки бронзовую рюмку кубка.

– Да. Толя начал заниматься дзюдо в тринадцать лет. Сам шил себе все эти костюмы, я ему доставал материал специальный. Из него же вон покрывало на кровати.

– Наград столько!

– Здоровье только никуда не годится, он весь разбитый, сейчас у него две операции – колено, локоть. Но такая была постановка задачи. Когда Толина мать отдала мне его…

– Что значит отдала?

– По договоренности. Мы были уже четыре года в разводе. Я ее убедил, что сына должен воспитывать отец. И это тоже все было очень непросто. Один пример – раньше школьную форму выдавали по талончикам, она мне звонит, возьмите талончиков на три костюма, потому что Толя уделает их враз, на что Сонька ей ответила, что у нас он проходит в одной костюме. Это к тому, что детьми надо заниматься, но не надо проверять их дневники, они должны учиться сами, если они хотят. Это самое позорное, что может быть, когда ты каждый день спрашиваешь, что ты там получил, покажи дневник. Более унизительного ничего нельзя придумать. Он когда приехал к нам от матери, у него одна четверка по труду была, остальные все трояки. Когда я принес его личное дело в школу на Малой Бронной, мне сказали, у нас таких своих полно. А когда я приезжал к нему на Украину и приходил, естественно в школу, как отец, мне говорили, что мой ребенок выродок, тупой, не учится вообще и т. д. Я там не мог устроить скандал, потому что понимал, я уеду, а его будут терроризировать. Но я знал, что заберу его, и относился спокойно к этому, вернее делал вид. И я сделал из него человека! Мне есть, что сказать о воспитании. Напомни потом, расскажу…

Я поставила кубок на полку, но Анатолий Михайлович передвинул его ровно на то место, где тот стоял.

– Он замечает всегда, если что-то не на своих местах или даже просто сдвинуто. Педант такой стал.

Мы вышли в коридор с картинами.

– Вот лестница вниз, вон твоя комната, вон моя, под нами столовая. Ориентируешься уже?

– Да. А что на верхних этажах?

– На третьем кинотеатр и бильярд, четвертый технический. Но там недоделано пока. Не люблю показывать недоделанное. Чувствую себя идиотом – здесь должно быть так, здесь так. Когда все будет, тогда и показывай, верно? Ты купаться будешь?

– В смысле? Мыться?

– Плавать в бассейне.

– Почему нет. Буду. Сейчас купальник возьму.

– Зачем тебе купальник? Мы же одни! – взялся он за мою талию.

– Купальник – чтобы купаться, – блеснула я логикой.

– Ладно, спускайся, – убрал он руку.

Когда я спустилась в столовую, Анатолий Михайлович, вывалив волосатый живот из халата, дожевывал усами что-то длинное и зеленое.