При всем при том она была его адвокатом, а не просто домохозяйкой. Сколько раз она уламывала его, умоляла, почти приказывала, чтобы он формально заявил о своих правах на наследство, но все впустую. Она старалась не думать о том, какие выгоды это ему сулит. Ясно одно: если наследство такое огромное, как намекал Брю, для него таинственным образом сразу откроются многие двери. Ей приходилось слышать истории, в том числе и здесь, в приюте, про богатых арабов и азиатов, чьи мерзкие делишки вопиют к небесам, а при этом, только потому что у них есть в Германии внушительная недвижимость и не менее внушительный банковский счет, их всюду принимают с распростертыми объятьями.

Сначала ты должна о нем позаботиться, говорила она себе. Когда он успокоится и окрепнет, возьмешься за него по-настоящему. Ну и от того, что придумает Гуго, будет многое зависеть.

А Брю? Интуитивно и достаточно точно она определила его типаж: одинокий богатый мужчина, вступивший в последнюю фазу жизни и мечтающий о достойной любви.

#

Зазвонил внутренний телефон. Это была Урсула.

— Аннабель, планерка переносится на два часа. Хорошо?

— Да.

Ничего хорошего. В отрывистом голосе Урсулы звучало предостережение. Рядом с ней посторонний. Она говорит для его ушей.

— У меня господин Вернер.

— Вернер?

— Из отдела по защите конституции. Он хотел бы задать тебе несколько вопросов относительно твоего клиента.

— Исключено. Я адвокат. Он не вправе задавать вопросы, а я не вправе на них отвечать. Он знает закон не хуже нас с тобой. — Реакции Урсулы она так и не дождалась. — Вообще о каком из моих клиентов идет речь?

Он стоит у нее над душой и прислушивается к каждому нашему слову.

— Вместе с господином Вернером здесь еще господин Динкельман, тоже из отдела по защите конституции. Они настроены очень серьезно, так как «велика вероятность публичного скандала», и хотели бы срочно обсудить это с тобой.

Она нарочно их цитирует, давая мне пищу для размышлений.

#

Господин Вернер оказался упитанным джентльменом под тридцать, с маленькими водянистыми глазами, пепельными бровями и белой лоснящейся кожей. Когда Аннабель вошла в комнату, Урсула сидела за столом, а господин Вернер стоял за ее спиной, в точности как она себе это представляла. Слегка откинув назад голову, с высокомерной складкой на губах, он подверг Аннабель своего рода оптическому обыску: лицо, грудь, бедра, ноги и снова лицо. Закончив инспектирование, он сделал навстречу деревянный шаг, взял ее руку в свою и склонился над ней в символическом поклоне.

— Фрау Рихтер, меня зовут Вернер. Я один из тех, кому платят за то, чтобы славное немецкое общество могло спать спокойно. Закон возложил на нас определенные обязанности, но не наделил исполнительной властью. Мы чиновники, а не полицейские. Вам как адвокату это уже известно. Позвольте вам представить господина Динкельмана из нашего координационного комитета, — продолжил он, выпуская ее руку.

Господина Динкельмана «из нашего координационного комитета» не сразу можно было заметить. Он сидел в углу, еще дальше за Урсулой, и только сейчас выступил из тени. Около сорока пяти, соломенные волосы, кряжистый, он всем своим виноватым видом показывал, что лучшие его дни остались в прошлом. На нем был мятый льняной пиджак библиотекаря и старомодный клетчатый галстук.

— Координационный комитет? — повторила Аннабель, украдкой бросив взгляд на Урсулу. — И что же вы координируете, герр Динкельман? Или нам это знать не положено?

Урсула вяло улыбнулась, а вот улыбка господина Динкельмана вышла ослепительной, во весь рот, настоящая клоунская улыбка.

— Фрау Рихтер, без меня раскоординированный мир мгновенно развалился бы, — весело сказал он, задерживая ее руку в своей чуть-чуть дольше, чем того требовали светские приличия.

#

Они расселись в кружок за низким столом соснового дерева, причем председательское место осталось за голубоглазой, словно аршин проглотившей Урсулой, чьи рано поседевшие волосы были собраны в пучок. Стулья здесь были с такой мягкой обивкой, что принять важную позу было практически невозможно. На каждом сиденье лежала ею вышитая подушечка. Я вышиваю, чтобы успокоиться, сообщила она Аннабель во время одной из их первых посиделок. На столе внушительных размеров термос с кофе, молоко, сахарница, кружки и целая коллекция бутылочек с разной водой. Урсула — гурманка по этой части, вроде меня, подумала про себя Аннабель. А между термосом и подносом с водой лежала глянцевая фотография Иссы — анфас и оба профиля.

Эту фотографию, как она потом сообразила, разглядывала только она, все остальные разглядывали ее: Вернер с профессиональной пристальностью, Динкельман с клоунской улыбкой и, наконец, Урсула с выражением абсолютной бесстрастности, которое ее лицо принимало в моменты кризиса.

— Тебе знаком этот человек, Аннабель? — спросила Урсула. — Как адвокат ты не обязана отвечать этим господам, если только ты сама не являешься объектом расследования. Мы с тобой это доподлинно знаем.

— И мы тоже, фрау Майер! — с готовностью воскликнул господин Вернер. — С первого дня тренировочного курса! Адвокаты — это табу. Их лучше не трогать, особенно если это дамы! — Он был в восторге от произнесенной двусмысленности. — Мы также не забыли, что законом предусмотрена конфиденциальность в отношении вашего клиента, фрау Рихтер, и со всем уважением к этому относимся. Не так ли, Динкельман?

Клоунская улыбка робко подтвердила справедливость выделенного слова.

— Для нас уговаривать фрау Рихтер нарушить конфиденциальность ее отношений с клиентом было бы абсолютно противозаконно. Как и для вас, фрау Майер. Даже вы не в состоянии уговорить ее! Если только она сама не является объектом расследования — а это, очевидно, не наш случай. На данный момент. Она адвокат, гражданка этой страны — законопослушная, надо полагать, — член уважаемой семьи правоведов. Такой человек не может быть объектом расследования, ну разве что в исключительных обстоятельствах. Таков дух нашей конституции, а мы ее защитники, как духа, так и буквы. Поэтому нам ли не знать.

Наконец он остановился. И ждал, не спуская с нее глаз. Как и все остальные. Только один Динкельман при этом улыбался.

— Вообще-то мне знаком этот человек, — признала Аннабель после продолжительной паузы, характеризовавшей ее профессиональную озабоченность. — Это один из наших клиентов. Из последних. — Сейчас она обращалась к Урсуле и только к ней. — Хотя ты с ним еще не знакома, ты передала его мне, поскольку он говорит по-русски. — Она невозмутимо взяла в руки фотографию, делая вид, что внимательно ее изучает, и снова положила.

— Вы не скажете, как его зовут, фрау Рихтер? — выпалил Вернер ей в левое ухо. — Мы не настаиваем. Быть может, вы считаете это тоже конфиденциальной информацией. Если так, то мы не настаиваем. Конечно, велика вероятность публичного скандала, но это не важно.