ответа. Сначала он люто ненавидел взрослого сильного мальчишку, что уложил его одним ударом на плацу. В тот момент, после смерти первого наставника, хотелось доказать всему миру, что он выстоит. А потом понял, что тот спас его. Со временем Дикий стал если не другом, то очень близким по духу наставником. Вот и теперь спокойствие командира придало сил, и праведник решительно ступил в большую комнату, куда вывел коридор. Мирай огляделся. Было похоже, что они зашли в большую обеденную залу. Повсюду стояли столы с широкими лавками по бокам. По центру зал пересекали пищевые автоматы. Несколько из них даже подмигнули рабочими огоньками. На стенах висели картины. Цвета такие же яркие, какими видели нарисовавшие их художники. В герметичной атмосфере бункера время не успело обесцветить красивые пейзажи прошлого. Мирай коснулся рукой ближайшего стола. Так и есть – ни следа пыли. И лишь потрескивание старых динамиков говорило о том, что никакая людская цивилизация не в состоянии переиграть вечность.

– Люблю музыку, – старик подошел к висящему на стене пульту и скрутил громкость, высокий голос девушки, певшей на неизвестном языке что-то нежное, притих, – помогает помнить, что кости и прочее дерьмо, что я на себе таскаю, все еще живое.

Внезапно догадка осенила Мирая. В памяти всплыл образ Хранителя. Того, что они встретил в подземельях побратима.

– Это эксперимент такой, – праведник не сводил взгляда с прозрачных фигур, что расположились на лавках вдоль столов. Глаза по-прежнему светились голодом, конечности подергивались, но с места не двигались, – по пересадке человеческого сознания в цифровую матрицу. Не думал, что такое возможно…

– Ах, мальчик мой, – старик покачал головой, – на сколько я тебя понял, ты и сам в состоянии понять, что возможно все, что сможет прийти нам в голову…, – седая шевелюра качнулась, – да только не знаю какой вариант лучше. Тот что ты подумал или что произошло на самом деле.

– Так что произошло на самом деле, – подал голос командир.

– Вы садитесь, – старик по-хозяйски засуетился, – простите, давно живых гостей не было… Я чайку сейчас организую, – и поковылял к одному из автоматов. Кнопки запищали под скрученными пальцами, в воздухе разлился приятный запах, – мята… мой любимый аромат. Иногда сердце подсказывает, что именно так должно пахнуть лето, – забытое слово мягко легло на слух. В их мире сезоны давно не сменяли друг друга, но думать о лете было почему-то приятно.

По кивку командира небольшой отряд расселся за одним из столов. На помощь старику никто не кинулся, все понимали – ему нужно сделать все самому. Кружки мягко стукнули о гладкую поверхность. Пар нежно закрутился и устремился к решеткам вытяжки в потолке. Старик присел радом и вытянул уставшие ноги. Рука, чуть подрагивая, поднесла чашку ко рту, втягивая приятный аромат, раздулись ноздри. Сделав глоток, старик на секунду зажмурился. Открыв глаза, он начал свой рассказ:

– Не было у нас никаких экспериментов, – грустная улыбка тронула сухие губы, – если, конечно, не считать оным попытку выжить. Мы были предками жителей города, чьи остатки вы недавно имели честь лицезреть. Они спрятались в этом бункере и вполне сносно жили. Не без ссор и передряг, но многих успели пережить. Были вылазки наружу, кое-кто ушел в города, кто-то еще куда. Но многие оставались. Здесь было безопасно. Знания, как поддерживать бункер в рабочем состоянии тщательно передавались из поколения в поколения. Камеры слежения позволяли смотреть за тем, чтобы выходить наружу только тогда, когда поблизости никого нет. Да и надобности сильной не было. Но… мы недооценили этих тварей снаружи. Тех, кого вы окрестили падальщиками. Время шло, и они все больше приспосабливались к жизни в пустыне, как-то они сумели вынюхать, что за неприметной стеной спрятана жизнь. Сколько во времени падальщики сидели в засаде не знаю. Уж поболей недели точно. После того как видели их передвижения, мы всегда, прежде чем открыть дверь, выжидали не меньше, – старик замолчал и пригубил из чашки. Остальные так и остались стоять нетронутыми, но он этого даже не заметил. Картины прошлого реальностью стали перед глазами.

– Они ворвались в бункер, перебивая всех на своем пути. Конечно, мы пытались защититься… выбора то у нас не было. У нас даже был отряд воинов, они погибли первыми, потом все остальные. Были и те, кого забрали живыми. Я был среди тех, кто остался одним из последних. Мне повезло, моих жену и детей убили на моих глазах. Я был рад их смерти. Это лучшей той участи, что уготована пленникам этих тварей. Поэтому я с благодарностью принял нож в сердце…, – старик поднял глаза на командира, в глазах мелькнула осознанность, он опять улыбнулся, – вы чай то попейте, пока не остыл…, – Дикий притянул к себе кружку и первым глотнул все еще дымящийся напиток. Улыбка старика стала шире, Мирай придвинул кружку и к себе. Уж больно интересно было отведать вкус лета. Он знал, возможности командира были намного больше, и он наверняка просканировал состав жидкости.

– Не стану рассказывать про свет в конце туннеля. Думаю, на грани успел побывать каждый из вас и, наверняка, уж почаще моего, – старик продолжил историю, – уж не знаю сколько времени прошло как я очнулся. Вокруг никого не было. Только тела и следы крови. Грудь жутко болела, не помню какая сила меня вела, но я дошел до медотсека, вынул нож и залез в капсулу. Провалялся я там несколько суток, а когда вышел, в бункере царила привычная чистота. Не было ни следов бойни, ни намека на грабеж. Я даже обрадовался, когда увидел знакомые фигуры. Подумал, что сон мне жуткий приснился. А потом как понял, так и поседел сразу, – рука старика прошлась по торчащим в разные стороны волосам. Те были белее света песка, что тот отражал в самый полдень, – вокруг меня стояли не живые люди, а призраки… Да, да… призраки всех убитых в бункере. Ни Господь, ни Смерть не приняли их души. Уж не знаю почему…, – пленка подернула бесцветные глаза старика, он качнул головой смахивая слезы, – это уже потом я понял, как все было. Души остались в телах призраков, а с ними и желания неутоленные. Сами призраки ни почувствовать, ни сделать ничего не могут, тел то нет. Вот они до чувств других и жадные больно. Недолго думая, они все эмоции подчистую, вместе с самим желанием жить, из падальщиков и высосали. Те на месте померли. А роботы уборщики к моему пробуждению все прибрали. Времени прошло немного, всего двое суток. Проголодаться призраки не успели, потому не разбрелись по округе. С