litbaza книги онлайнИсторическая прозаВ поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы - Вадим Россман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 61
Перейти на страницу:

Хотя текущие планы переноса столицы в Подмосковье, возможно, затормозят некоторые процессы связанные с насыщением факторов производства, в конечном итоге и в масштабах страны, это не может не усугубить также и сложившуюся ситуацию со сверхцентрализацией. Ряд российских экономистов сделали по этому поводу некоторые более конкретные выкладки и выводы [Балацкий, Гусев, Саакянц, 2006].

Однако даже вне всякой зависимости от факта коррумпированности и в силу одного только размера страны совмещение политических и экономических функций в одном городе является нецелесообразным и явно неоптимальным решением для России [Zimmerman, 2010]. Естественная столичная надбавка, подсчитанная Циммерманом, могла бы быть более экономически эффективно использована в другом городе, который не имеет естественных ресурсных и агломерационных преимуществ мегаполиса.

Итак, экономические функции мешают Москве выполнять столичные функции. Столичные функции в числе прочих факторов мешают быть ей эффективным мегаполисом. Близость власти к кладовым всей национальной экономики и близость бизнесов к власти ведет к усилению коррупционных тенденций, что – в дополнение к очевидному разрушению и деформации социальных связей – подрывает работу рыночных механизмов.

2. Слабая совместимость с принципом федеративности

По характеру своей власти, полномочиям и размерам Москва не может служить полноценной федеративной столицей.

Федеративный характер российской государственности диктуется не только конституцией и юридическими нормами, но и самими масштабами страны и гетерогенностью ее населения.

Размер Москвы и ее чрезвычайно высокий уровень субьектности, а также экономический вес не позволяют ей служить нейтральным центром по отношению к другим субьектам федерации. За многие годы Москва потеряла кредит доверия регионов в качестве политического центра. Ее политическая мощь не амортизируется политическими институтами и сильными регионами. Она не резонирует с интересами, потребностями и политической волей субьектов федерации.

Характер хозяйственного и политического управления страной, продиктованный сверхцентрализацией, также не соответствует демократическим параметрам. Отстутствие реальной федеративности выражается в отстутствии демократических принципов в процессе принятия решений, включая выборность региональных органов власти, уровень централизации и характер и мотивации перераспределения ресурсов (трансфертов) между субьектами федерации.

Реальной и поддающейся расчетам мерой политической централизации часто служит уровень фискальной централизации, то есть соотношение федаральных и местных расходов в совокупном бюджете. По этому показателю Россия гораздо ближе к унитарным государствам.

Российский экономист Чернявский приходит к следующему выводу:

Российской Федерации по сравнению с другими странами с переходной экономикой присуща наиболее централизованная система формирования бюджетных доходов региональных и местных властей. В российских условиях нижестоящие органы власти лишены налоговой автономии, бюджетные доходы все в большей степени формируются за счет специфических (целевых) трансфертов, доля местных бюджетов в консолидированном бюджете страны снижается. В ходе реформ страны Центральной и Восточной Европы создали относительно децентрализованные фискальные системы, в то время как бюджетная система России до сих пор остается чрезмерно централизованной… Несмотря на унитарную форму государственного устройства рассматриваемых стран, степень автономии субнациональных властей в сфере бюджетных доходов заметно превосходит российские показатели [Чернявский, 2004: 36].

В настоящее время характер перераспределения ресурсов между регионами идет не столько по линии увеличения инвестиций c целью обеспечения сбалансированного экономического роста, сколько по линии минимизации социальных протестов [Remington, 2011]. Чрезвычайно высокий уровень регионального неравенства – от африканской бедности до уровня доходов среднеевропейских стран, – согласно выводам ученых, чреват высокими политическими рисками. Хотя уровень регионального неравенства в России показывает в последние годы некоторую тенденцию к снижению, разница в подушевом бюджетном обеспечении субъектов федерации чрезвычайно велика по любым международным параметрам: до 24 раз между крайними регионами (Тюменью и Ингушетей) и 3–4 раз от медианных величин. Хотя экономический рост часто ведет и к росту регионального неравенства, как это имеет место, например, в Китае и Индии, ни в одной из этих стран региональное неравенство не вытекает прямо из столичности и отношений центра и периферии. Кроме того, например, в Китае разрыв между крайними регионами составляет только 1:10 [Ibid.: 13–14].

Высокий уровень регионального неравенства на основе отношений центр-периферия и связанный с дисбалансом политической столицы и остальной страны сближает Россию с африканскими странами, где такое положение вещей является достаточно типичным. Особое положение Москвы в качестве региона концентрации богатств страны реально упрочивает систему сверхцентрализации и закрепляет систему регионального неравенства, что вряд ли может способствовать развитию принципов федеративности.

Кроме того, Москва воплощает самим своим размером, символизмом и исторической ролью (в том числе и административной закрытостью) наднациональный имперский принцип и до сих пор часто воспринимается внутри России как метрополия колонизированной страны. В этом состоит главное отличие между Россией и другими европейскими имперскими нациями (Австрией, Францией, Великобританией), сохранившими свои столицы в старых центрах. Эти столицы никогда не выступали по отношению к народу своих стран в роли метрополий, и в отношениях между этими столицами и провинциями отсутствуют коннотации внутренней колонизации. Уровень экономического неравенства между столицей и провинциями в этих странах не столь велик, а формы производства и присвоения доходов не столь несправедливы, чтобы угрожать единству нации.

3. Кризис имперских символов в иконографии Москвы

Москва во многом и сегодня остается образом коммунистической утопии, – идея которой была заложена в сталинском Генеральном плане 1935 года. Хотя этот план из-за начавшейся войны не был полностью реализован, символизм и устремленный в будущее архитектурный язык города во многом до сих пор остаются советскими и идеократическими. Этот идеологический символизм никак не соответствует и не перекликается с сегодняшними задачами и программой развития страны. Смысл, цель и истина нового сообщества, рождение которого ожидалось в результате реформ и крушения СССР, погребшего под собой ложную правду старых смыслов, никак не воплощены в архитектуре Москвы.

Эпические коммунистические образы запечатлены не только в явных символах советской монументальной пропаганды, которые вросли в тело города, но и в структуре ее улиц и самой организации жизни. Подобно тому как философия картезианства запечатлелась в устройстве западноевропейских архитектурных сооружений, дворцовых ансамблей и парков, сталинизм въелся в тело Москвы как особая форма мышления и политической организации пространства. Несмотря на череду переименований и перелицовок, сам визуальный облик города остается в значительной степени коммунистическим.

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 61
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?