Когда он ушел, я включила компьютер и открыла программу, где хранятся материалы по всем уголовным делам. Нашла нужное мне дело, отыскала файл с первыми допросами. Выбрала допрос Мариам Линд, который проводил Руе Ульсвик спустя всего несколько часов после исчезновения Ибен. Файл начался с покашливания и шелеста бумаг.

«Итак, — произнес Руе и на секунду умолк. — Мне сказали, что вы уже давали объяснения по этому делу, но я хотел бы задать вам несколько дополнительных вопросов…»

Олесунн

Суббота, 16 апреля 2005 года

Анита натянула черные джинсы, черную футболку и оранжево-желтое худи с логотипом футбольной команды и молнией спереди. Убрала волосы в высокий пучок, надела капюшон на голову и повесила на шею шарф болельщика.

— Как я выгляжу?

Я засмеялась.

— Как футбольный фанат.

Анита разглядывала себя в зеркало в коридоре.

— Еще бы помаду, — сказала она. — Может, сережки какие-нибудь?

— Если тебе нужно привлечь к себе внимание…

Она вытащила кольцо из носа и положила его на кухонную скамью.

— Я ненадолго. Бутылочки с молоком в холодильнике, разогрей до температуры тела в микроволновке. Памперсы и салфетки в сумке. Если тебе вдруг понадобится уехать, возьми мою машину.

— Я никуда не поеду.

— Ну, вдруг… сама знаешь.

До сегодняшней ночи ей не приходило в голову, что ее могут поймать. Она прорыдала несколько часов. Я изо всех сил уговаривала ее отказаться, но без толку. Анита не сомневалась, что, если она откажется, последствия будут ужасными.

В дверь позвонили, из окна я увидела стоящего внизу Эгиля. Он помахал над головой шарфом. На одной руке у него висел пакет из супермаркета «Рема-1000». Анита обулась. На секунду замерла, как будто хотела что-то мне сказать, но потом покачала головой.

— До скорого! — сказала она. И ушла.

Аврора спокойно спала в колыбельке. Если мне повезет, она проспит до возвращения Аниты. Я никогда не оставалась с маленькими детьми и не имела ни малейшего представления, смогу ли помыть ее, если она обкакается, смогу ли поменять ей памперс. Я взглянула на тихо посапывающего маленького человечка. Такой маленький носик… Губки скривились во сне. Она так похожа на мать… Миниатюрная абсурдная копия, даже немного пугающая, но дело не только в этом. Она словно была похожа и на меня тоже. Она могла бы быть моим ребенком. Я никогда об этом не думала, у меня даже мысли такой не возникало. Но именно в тот момент мне пришло в голову, что однажды, возможно, я сама стану матерью. Почему бы и нет?

Снаружи послышались мужские голоса, распевающие фанатскую песню, — видимо, шли из паба на стадион. От мысли, чем рискует сейчас Анита, меня замутило. Пусть все пройдет так, как планировал Эгиль…

Внезапно раздался громкий визг. Аврора вся покраснела от крика. Я прижала ее к груди, так, как обычно это делала Анита, и стала укачивать маленькое существо. Она была теплой и тяжелой, в ее крике звучала тоска по матери. Я качала ее, стараясь изо всех сил, осторожно двигаясь, бережно охраняя то, что мне доверила Анита.

Открыла холодильник и достала маленькую бутылочку с грудным молоком Аниты. Поставила ее в микроволновку, включила, продолжая покачивать малышку, которая, казалось, обладала самым сильным голосом на свете. Достала бутылочку, но она оказалась слишком горячей, пальцы обожгло, и я уронила бутылку в раковину. Аврора кричала. Надо попробовать еще раз.

Теперь получилось лучше. Я прижала Аврору к бедру и капнула молоко на запястье, как это делала Анита. Села на кровать и попыталась прижать соску к губам ребенка. Аврора замотала головой, закричала и завозилась. Плач стал еще громче.

— Что такое, малышка? — сказала я, покачивая ее.

Возможно, ей не хватало материнского запаха, а может быть, соска не могла заменить теплые соски Аниты. Я попыталась еще раз, но Аврора протестовала. От ее воплей у меня разрывалась голова. Было больно и тяжело. Я пыталась втиснуть соску ей в рот, пыталась качать ее, но ничего не помогало. В конце концов я просто села и стала тихонько укачивать, баюкать маленького монстра. И тут зазвонил телефон.

На экране высветился номер Ингвара. Сначала я не хотела брать трубку, пусть себе звонит. Но потом передумала. Из-за плача Авроры во мне скопилась агрессия, и хотелось ее на кого-нибудь выплеснуть. Я дотянулась до телефона и нажала кнопку, готовая к борьбе.

— Что тебе надо? — закричала я, пытаясь перекричать плач младенца.

В трубке послышалась песня с любимого Ингваром альбома Dopethrone.

— Алло! Ты там?

Аврора безнадежно, отчаянно рыдала. В трубке звучала музыка, но Ингвар молчал.

Кристиансунн

Вторник, 22 августа 2017 года

— Август, Август!

Я вышла в коридор и позвала Августа. Я не слышала, чтобы он уходил, — была слишком занята прослушиванием допроса. Сейчас внутри меня все бурлило, и если Августа здесь нет, даже не знаю, что произойдет.

— Август!

В тот момент, когда я принялась мерить шагами коридор, на пороге появился датчанин. Опершись рукой о косяк, он удивленно улыбнулся.

— Что такое?

Он флиртовал, это моя вина. Если б я только могла забрать обратно тот поцелуй, просто вычеркнуть его…

— Можно тебе кое-что показать?

Он пошел за мной в кабинет. Сел совсем рядом со мной на стул, так, чтобы видеть экран компьютера. От него вкусно пахло хорошими духами, совсем как тогда, в пятницу. Я всегда замечаю такое. Запахи, все, чем поливают себя люди…

— Бирта посоветовала мне посмотреть и послушать допросы Руе, чтобы поучиться. Правильные вопросы, жесты, голос и все такое. Так что я просмотрела несколько допросов по разным делам.

Я кликнула на файл, в котором Руе допрашивает мужчину, арестованного по подозрению в серийных изнасилованиях.

— Это было ужасное дело, помнишь? Четыре девушки от двенадцати до четырнадцати лет. Я была в такой ярости, когда его схватили, что не знала, как справиться с собой. Посмотри, как ведет себя Руе. Он сидит, подавшись вперед, руки открыты, голос спокойный, он полностью сосредоточен, верно?

Август наклонился, взял наушники и несколько минут слушал запись допроса, после чего откинулся на спинку стула и снял наушники.

— И что?

Я прокрутила видео почти до самого конца.

— Вот это решающая часть допроса. Почти все время Руе дает подозреваемому говорить свободно, он задает правильные, открытые вопросы, а здесь начинает давить на него контраргументами. Все как в учебнике. Послушай эту часть. Как тебе кажется, он давит на допрашиваемого? Или держится нейтрально и позволяет ему высказаться?