Да, теперь я его вспомнил. Лет десять назад имя Дрейпера было на слуху. Так сказать, уважаемое лицо и частый спикер от парапсихологии. Его книги рекламировались на последних страницах воскресных приложений. Публичные выступления неизменно собирали полные залы. А затем он вдруг исчез. Кажется, тогда я просто предположил, что он умер.

Отец кашлянул, прочищая глотку.

— Когда твоя мать нас покинула, я не нашел в себе сил смириться с потерей. Наверное, должна была помочь вера, но… Господи, прости, но веры в тебя оказалось недостаточно…

— И ты сходил к Виктору Дрейперу?

— Он сам ко мне пришел. Говорил очень убедительно, да и я был наполовину спятившим от моего горя.

Нашего горя. Нашего. Ее смерть сказалась не только на отце. Мы оба ее потеряли. А уж она сама потеряла больше, чем кто-либо.

Отца трясло. Ему выпала нелегкая минута. Сейчас, сидя в машине под проливным дождем, он должен был открыться собственному сыну в образе легковерного дурака.

— И когда до тебя дошла вся правда?

— Месяца через два. Плюс сорок тысяч фунтов.

— Ты отдал ему такие деньги?!

— О, Виктор был большим мастером. Он навел все необходимые справки и обладал великолепной памятью насчет деталей. А уж каким великолепным мимом он являлся… Запросто мог имитировать стиль твоей матери. Я всерьез верил, что, когда он изображал вход в транс, из его уст исходили ее слова…

— И все же он совершил некую ошибку.

— Да, — кивнул отец. — Допустил один прокол.

Я выключил «дворники», потому что их шум мешал слушать. Сейчас дождь совсем размыл пейзаж за лобовым стеклом. Шоссе было пустынно, даже пешеходы попрятались от ливня. Журчала вода, стекая с крыши «сааба». Я испытывал печаль и страх от тех откровений, что вот-вот мне станут известны.

— Мартин, ты не единственный наш ребенок. У тебя была младшая сестра. Она родилась, когда тебе не исполнилось и двух лет. Появилась на свет недоношенной. Прожила лишь несколько дней.

Я кивнул. Уж чего-чего, а такого я не ожидал. Вот так откровение…

— Почему вы никогда мне об этом не рассказывали?

— У меня вообще не было сил говорить о твоей сестре. А мать… Наверное, она молчала потому, что не хотела меня мучить.

— Как ее звали?

— Катерина-Энн. «Энн» в честь твоей матери.

— И Виктор Дрейпер этого не знал.

— Он жил вот здесь, — сказал отец, кивая подбородком на пустырь. — Я нанял бригаду частных сыщиков и вывел его на чистую воду. Стер в порошок, и он, кажется, уполз потом куда-то в Австралию. А когда он был вынужден продать этот дом, я сам его купил и приказал снести до основания.

— Отчего ты решил рассказать это сейчас?

— Мартин, я не остановился только на Дрейпере. Я пытался дотянуться до твоей матери и через других спиритов, чья репутация была столь же раздутой, как и у Виктора. Все оказались шарлатанами. А говорю тебе это потому, что если бы имелась хоть какая-то возможность вступить с ней в контакт, я бы уже это сделал. Но привидений не существует. Только Бог…

— Если есть Бог, то есть и сатана.

— Возможно. Но зато нет никакого призрака Гарри Сполдинга, шныряющего по лодке, которая некогда ему принадлежала. Мертвые не лезут в дела живых. Они с нами не общаются, но лишь живут в наших воспоминаниях — и мне давно надо было найти в себе силы и смелость дать твоей матери тихо упокоиться в нашей памяти.

Катерина-Энн. Получается, нас было четверо.

— Так вот почему ты всегда ставишь четыре свечи. В церкви, после мессы…

Отец не ответил. Да оно и не нужно.

Катерина-Энн. Сейчас ей было бы где-то тридцать, тридцать один. Примерно ровесница Сузанне.

— Как насчет Питерсена?

Отец усмехнулся. Мрачно. Признание его вымотало.

— Шарлатан, и моя интуиция сразу это подсказала, едва я увидел то письмо у Хадли. Он просто любитель-энтузиаст, который прочел репортажик насчет аукциона где-нибудь в Интернете. Помнишь, я давал интервью после торгов? Работа над проектом восстановления таких масштабов, да еще на такой «породистой» яхте, как «Темное эхо», была, наверное, для этого человека мечтой всей жизни. Хорошо еще, он не обманул насчет своей компетенции.

— Ты серьезно в это веришь?

— Мартин, сегодняшнюю ночь я проведу на яхте. Вот почему я захватил с собой эту сумку. Ну а теперь отвези меня, пожалуйста, в Леп. Если хочешь, завтра доставишь меня обратно в Лондон. Если Сузанна не против, то приглашаю остаться со мной на борту. Если нет… можешь переночевать в гостинице. Есть там один замечательный постоялый дворик, где останавливался наш общий знакомый, к тому же номер оплачен вплоть до июня.

— Очень жаль, что ты только сейчас рассказал мне про сестру.

— И мне жаль, сынок. От всего сердца.

Ту ночь мы провели на яхте. Перед этим поужинали в гостинице Питерсена, и я немало выпил за едой. Местная кухня наверняка оправдывала свою замечательную репутацию, но для меня эта пища напоминала золу, чему виной были услышанные отцовские откровения. К тому же я устал. Ушло чуть ли не три часа, чтобы отмахать сто шестьдесят миль между Уэстклиффом и Лепом. В общем и целом я в тот день провел за рулем пять часов. После ужина не осталось сил садиться за баранку, и мы, бросив машину на стоянке, взяли такси. Отец тоже много выпил. Алкоголь мало подходит в качестве анестетика. Наоборот, он дарит тебе больную голову, сухость во рту и депрессию. С другой стороны, это «лекарство» легкодоступно, да и неприятных неожиданностей от него не бывает. Мне более чем хватило неожиданностей на один день, так что за ужином я с готовностью отдался выпивке, гарантировавшей легкий путь к оцепенению.

Не могу даже вспомнить, что я заказал, отдавая меню улыбчивому официанту, хотя слова, казалось бы, только что сорвались у меня с языка. Да и разговор наш за ужином носил смутный, незапоминающийся характер. Отец что-то лопотал насчет навигационного оборудования, средств связи, каких-то коммуникационных сетей… Что-то про несущие частоты, коммутацию и прочие загадочные стороны телекомных дел. Я же все думал про комнатку, которую родители наверняка подготовили и разукрасили к рождению моей сестренки, Катерины-Энн. Думал про ее разрисованную колыбельку. Воображал себе те игрушки, которые они должны были ей купить, и крошечную одежду. А мечты, которым они предавались сообща? Насколько необходимость держать ее смерть в тайне поспособствовала развитию той опухоли, что росла и расцветала в груди моей матери? Мне кажется, я кое-что понял насчет той роли, которую сыграла эта жгучая тайна в ранней смерти матушки. И пожалуй, сумел оценить те мотивы, которые двигали отцом в его последующей жизни. А может, эти догадки были всего-то обусловлены иллюзорной чистотой восприятия, когда ты налегаешь на выпивку…

Той ночью, устроившись в собственной каюте на борту отцовской яхты, я не видел снов. Вернее, не помню их содержания. Просто валялся на койке до того уютной, что комфорт напоминал подлинную роскошь. Мое жилище на «Темном эхе» было язвительной насмешкой над кубриком «Андромеды». Насколько помню, ночью я проснулся, чтобы попить минералки «Хиддон» (которую заблаговременно выклянчил в гостинице и специально оставил под рукой). А вообще-то с собой у нас была питьевая вода, зубные щетки и свежие полотенца. В этой гостинице отцу оказывали те же знаки внимания, что и повсюду для них он словно был заезжим монархом. Утром, кстати, когда я постучал к нему в дверь, он встретил меня с таким видом, будто и в самом деле являлся властелином всего и вся. Он вновь выглядел цветущим и бодрым. Восстановился. Стоя на пороге его каюты, я с какой-то особенной горечью понял, что отец никогда уже сам не начнет разговор о своей дочери.