Хол не послушался предостережений: они с Мэрилин, и без того проводя вместе много времени по работе, общались и вечерами, "в частном порядке по неслужебным делам". Были ли эти "дела" плотской связью или лишь нежной дружбой, мы не можем сказать точно. Разумеется, о Мэрилин и Холе сплетничали; Джо, разумеется, бешено ревновал, но, столь же разумеется, ни то ни другое еще ни о чем не говорило.

"Смешно, что мистер Ди Маджио ревнует ко мне больше, чем к остальным людям, с которыми работает Мэрилин, — высказался однажды Шефер. — Это потрясающая девушка, прекрасно относящаяся ко всем нам. Меня очень смущают все эти пересуды".

Чуть позднее, в июле, этот сдержанный и спокойный молодой человек едва не покончил с собой, выпив "коктейль" из стимуляторов, снотворных и жидкости для чистки пишущих машинок. Попытку самоубийства объясняли и тем, что Мэрилин якобы дала любовнику отставку, и тем, что Ди Маджио якобы запугал Шефера угрозами, но все это лишь догадки, доказать или опровергнуть которые, опять же, невозможно.

Музыкальная комедия "Нет лучше бизнеса, чем шоу-бизнес" рассказывала о судьбе большой семьи артистов, потомков ирландских эмигрантов Донахью (напомним, Монро и сама была потомком ирландских эмигрантов). Роль Виктории Хоффман, костюмерши, которая доказывает, что тоже способна выступать на сцене, вписали в сценарий в последний момент специально для Мэрилин Монро. А одну из главных ролей — Молли Донахью — играла Этель Мерман, бывшая напарница Монро по "Хористкам". Этель пела несравнимо лучше Мэрилин, что требовало от Шефера дополнительных усилий и дополнительного терпения, ведь Мэрилин страшно нервничала еще и по этому поводу.

У костюмерши-актрисы Виктории складывались с семейством Донахью — мамой, папой и троицей высокоталантливых отпрысков, мал-мала меньше, — непростые драматичные и местами комичные отношения, от конфронтации до симпатии.

В оценках фильма критики, историки кино и биографы Монро расходились и расходятся по сей день. Так, Тараборелли восхищался: "Сказать об этом кино можно, используя строчку из песни, под которую появляется название фильма, — "Здесь все прекрасно". Длина картины 117 минут, и в его составе 16 музыкальных номеров, по крайней мере половина из которых настолько потрясающе поставлена, что трудно вообразить что-нибудь сопоставимое даже сегодня, несмотря на достижения компьютерной графики".

Спото скептически хмурился: "…весь фильм окончательно затмили чрезмерные зрелищные эффекты, сверхизысканные наряды, а также малоуместные сцены, полные сентиментальной набожности, начиная от кратких проповедей на тему о пользе воздержания и кончая излияниями об артистах, которые становятся принцами".

Так или иначе, мюзикл имел в прокате успех — конечно, не в последнюю очередь благодаря участию в нем Монро.

После съемок очень откровенного, очень сексуального номера "Горячая волна", вызывавшего ярость Джо и нападки прессы ("На то, как мисс Монро крутится и извивается, нельзя смотреть без смущения"), Сидней Сколски познакомил Мэрилин с Полой и Сьюзен Страсберг — женой и дочерью нью-йоркского режиссера Ли Страсберга, ведущей фигуры знаменитой "Актерской студии". Монро сказала, что наслышана о Страсбергах и была бы счастлива с ними сотрудничать. Пола ответила, что в Нью-Йорке Мэрилин всегда ждет теплый прием. В дальнейшем этим людям суждено будет стать очередной "эрзац-семьей" Мэрилин Монро, а Пола сделается ее наставницей и доверенным лицом, отстранив от актрисы Наташу Лайтес.

В Нью-Йорк Монро отправилась очень скоро, в августе, когда Билли Уайлдер приступил к работе над комедией "Зуд седьмого года" — киноадаптации одноименной пьесы Джорджа Аксельрода, с аншлагами шедшей на Бродвее.

По сюжету, женатый уже семь лет книгоиздатель Ричард Шерман (актер Том Юэлл, исполнявший эту роль и в бродвейском спектакле) отправляет супругу и сына на каникулы, а сам душными летними ночами грезит о прелестной белокурой соседке из квартиры сверху.

Соседку — охотно болтающую о том о сем с очарованным робким "женатиком" в его мечтах и мило недоумевающую, что же такого он в ней нашел, — конечно, играла Мэрилин.

Коронным номером этой картины стала сцена с развевающимся платьем. Кстати, не совсем белым, как мы привыкли думать из-за черно-белой фотографии, а цвета экрю — оттенка сливок или небеленого льна. Это платье с американской проймой и гофрированной юбкой, в которую были вшиты клинья из более светлой материи, как и остальные костюмы Монро для фильма, придумал и сшил Уильям Травилла.

Не так давно на русский язык была переведена книга Лиз Грегори "Sew Iconik. 10 легендарных платьев". Она, помимо экскурса в историю, содержит выкройки и подробные инструкций по шитью. Так что теперь каждая дама, дружащая с рукоделием, может при желании примерить на себя копию того самого платья Мэрилин Монро — или зеленого платья Киры Найтли из "Искупления", или вечернего наряда Кейт Уинслет из "Титаника"…

Вот яркое, почти гротескное описание съемок знаменитой сцены Норманом Мейлером: "В городе такая жара, что ей, судя по всему, приятно ощущать на бедрах дуновение свежего воздуха. Она отыгрывает этот эпизод с выражением невинной радости — рослая блондинка в белой юбке, похожей на раздутый вокруг талии парус… В эпоху Эйзенхауэра комический эффект всецело определяется тем, сколь откровенен намек на пылающую жаровню секса при сохранении респектабельного холодка невинности. "Ох, — с интонацией Бетти Буп откровенничает героиня фильма. — Я всегда держу трусики в морозильнике". А теперь попробуйте представить себе Джо Ди Маджио в тысячной толпе зевак, слетевшихся сюда со всех уголков Нью-Йорка поглазеть на белые трусики и сногсшибательные бедра Мэрилин, обдуваемые мощной воздушной струей, вырывающейся из тоннеля подземки. Более непристойной сцены он и вообразить не мог. До него доносятся голоса нью-йоркских кобелей. Они изъясняются на жаргоне, замешанном на фекалиях, нечленораздельном гиканье и гастрономии: "Только посмотри на этот кусок мяса!" Не в силах дольше терпеть пытку, он хочет ретироваться…"

Назвать миниатюрную даже по меркам 50-х Мэрилин рослой, конечно, было со стороны Мейлера явным преувеличением, в самом что ни на есть буквальном смысле слова…

В действительности публичные съемки, устроенные в ночь на 15 сентября 1954 года на Легсингтон-авеню, носили исключительно рекламный характер. С самого начала создатели фильма условились, что эффектную сцену позже переснимут в павильоне. А толпа нью-йоркцев, ради которых и было устроено зрелище, ничего особенного под взлетевшим платьем (его поднимал не воздух, шедший из-под решетки метро, а мощный вентилятор) актрисы не разглядела и разглядеть не могла. Мэрилин мало того что изменила своей привычке обходиться без нижнего белья, но еще и натянула поверх обычных трусов скромные панталончики.

Однако собравшиеся легко домыслили все, чего не увидели. А Ди Маджио, который вообще не хотел сопровождать Мэрилин в Нью-Йорк, два часа (было сделано не меньше 15 дублей!) слушал, каменея от гнева, одобрительные возгласы и смотрел на вырисовывающийся в свете мощных софитов силуэт…

Позже, в гостинице, он избил Мэрилин — все еще дрожавшую от возбуждения и ночного холода. Встревоженной Наташе, которая услышала из соседнего номера шум и пришла узнать, что происходит, он проорал в лицо: "Убирайся! Не вмешивайся хоть раз не в свое дело!"