Вот эту особенность и почувствовали большевики. Система Советов решительно не работала — и тогда вспомнили про партию, которая на тот момент была самой дисциплинированной организацией в стране. И партия стала потихоньку забирать власть. Не из коварных замыслов, а просто потому, что кому-то ведь нужно работать, а не болтать. Постепенно партийные органы просто-напросто подменили Советы. По одной простой причине: когда была проблема — люди шли туда. Там могли решить вопрос.

Но бардак продолжался, в том числе — и бардак в мозгах. В этом смысле потрясают протоколы VIII съезда РКП(б)[73], который проходил 18–23 марта 1919 года. Высказывания делегатов имеют прямо-таки космический разброс. От убежденности, что уже сейчас можно немедленно ударными темпами строить коммунистическое общество, до предложений вновь уйти в подполье. Пусть, дескать, белые с бардаком разбираются…

Лучшей иллюстрацией того, что творилось в первые годы Советской власти, является тогдашняя судебная система. Об этом мало известно, поэтому имеет смысл рассказать.

…Судопроизводство первых лет после Октябрьской революции — тема очень интересная. Сегодня принято считать, что пришли демоны-большевики и начали творить беспредел исключительно в силу своей природной злобности. На самом-то деле все обстоит куда сложнее. Попытки установления «новой революционной законности» — типичный пример того, куда приводят благие намерения…

Старая судебная система была развалена еще при Керенском, новую создавать не торопились. Что, кстати, вышло Временному правительству боком. После подавления июльского мятежа множество большевиков оказались за решеткой. Вина их была очевидна — попытка государственного переворота. Даже в самых демократических странах за это по головке не глядят. Но… Судебный процесс так и не состоялся.

Придя к власти, большевики начали чудить по-своему. На местах судьи подчинялись исключительно Советам и при этом были выборными и тоже сменяемыми в любое время. Отголосок этого сохранился в СССР до самого конца. Кто жил в то время, помнит, что судей выбирали. Разумеется, в «застой» это была чистая формальность — но не в первые послереволюционные годы.

Еще интереснее получилось с законом. Мало того, что новое законодательство создать просто не успели, интересен был сам подход, который объявили «классовым». Обычно этот термин понимается слишком узко. В чем его суть?

Издавна не только революционеры всех мастей, но и многие либералы критиковали «буржуазную» систему судопроизводства. Обвинения были следующие. Судьи назначаются неведомо кем, «страшно далеки они от народа». Но что самое главное — они судят людей, исходя из «мертвой буквы закона», понять и разобраться не желают. Для них параграфы важнее человека.

И ведь народ-то думал так же! Вспомните классическую литературу — когда простые люди пуще огня боялись хоть как-то связываться с судебными органами. Даже в качестве свидетелей. Потому как «засудят». Народ был малограмотный, правила, по которым играют юристы, ему были непонятны, не говоря уж о терминологии, которая в те времена была куда заковыристее, чем теперь.

Ну а знаменитая фраза: «Ты как судить будешь, по закону или по совести?» Думается, и сегодня большинство россиян, задай им такой вопрос, выберет второй вариант…

Вот большевики, а также примыкавшие к ним тогда левые эсэры и анархисты и попытались ввести систему, когда судят «по революционной совести». Что это значит? Что наплевательское отношение к закону является нормой. А совесть, знаете ли, вещь такая… Вот, к примеру, кто-нибудь убил по пьянке соседа. Что с ним делать? Убитого не воротишь, а если этого посадить, так кто будет его жену и детей кормить? Этот пример — совершенно реальный. Такие аргументы звучали в первых революционных судах.

А может быть и наоборот: за мелкое дело впаяют на полную катушку. Уже в другое время, в середине двадцатых, в Москве был такой случай. Студенту А. Семичасному за матерную ругань в трамвае дали… пять лет за злостное хулиганство. Ну не любил судья скандалистов и матерщинников. Присутствовавшая в зале публика высказала полное одобрение приговору: дескать, так им и надо, этим молодым нахалам.

А представьте, если сегодня граждане начнут судить «по совести»…

…В те времена не были редкостью такие сюрреалистические приговоры, как «условный расстрел». Да, это сукин сын, но работать-то кто будет? Вот и висел над человеком расстрельный приговор — то есть расстрелять его могли после первого же проступка. И ведь, знаете ли, помогало…

К тому же и в судьях, и в следователях тоже оказывались весьма своеобразные персонажи. Ладно бы просто неграмотные. Часто это были самые обыкновенные уголовники, которые примазались к новой власти.

Об одном из таких типов рассказывал в своих мемуарах адвокат Н. В. Полибин, работавший в начале 20-х годов на Кубани.

«…Мне хочется вспомнить одного из "государственных деятелей". Это был председатель станичного Совета станицы Славянской, представлявший в своем лице высшую государственную власть в селе. В той же станице в должности следователя по уголовным делам работал один из дореволюционных судебных следователей Донской области. По какому-то делу ему нужно было допросить в качестве свидетеля председателя местного Совета Майского. Он послал ему повестку, и на следующий день к следователю пришел одетый в высокие сапоги, синие «галихве» с красными донскими лампасами, в залихватской донской смушковой шапке с красным верхом и в пиджаке Майский.

В старое время в Донской области как-то орудовала шайка "степных дьяволов". Они нападали на хутора, вырезали целые семьи, поджигали пятки свечкой, выпытывая деньги. Они были переловлены, осуждены и получили каторгу.

Следователь сразу узнал вошедшего. Это был один из главарей шайки, которого он допрашивал в свое время. Тот его тоже узнал, но вида они не подали. Правда, следователь на следующий день "заболел" и перевелся в другое место».

Вот такие товарищи осуществляли «революционную законность».

Судов было два типа — собственно народные суды и появившиеся чуть позже революционные трибуналы. Предполагалось, что первые занимаются уголовщиной, вторые — «контрреволюцией». На самом-то деле четкой границы не было, тем более что под контрреволюцией тогда понималось все, что угодно. При ревтрибунале существовала даже коллегия обвинителей и защитников, в которую мог записаться кто угодно, лишь бы он имел рекомендацию от Совета. И еще нюанс: трибунал мог допускать или не допускать участие в деле обвинения и защиты — как хотел.

С «классовым подходом» и тут было все хорошо. Уже знакомая нам анархистка Мария Никифорова, бежавшая от немцев в Царицын, принимала участие в антибольшевистском мятеже знакомого нам эсера Муравьева. Ей вынесли… «революционное порицание» и запретили на год занимать командные должности. Своя ведь девка! Погорячилась, бывает…