Вы спросите:

– И где же здесь мама?

А мы ответим: мама вспоминается на пороге предела.

– И что же потом? – спросите вы.

Потом устанавливаются другие пределы.

Какое-то время они еще сохраняют память о предыдущих пределах, но потом жизнь совершенно ее истирает.

«Осмотреться в отсеках!»

Ага! Значит, мы уже погрузились.

Кстати, ничего, кроме какого-то невообразимого шума ворвавшейся куда-то воды, ничего не было слышно.

И вот теперь наступила тишина, ровная, как стол, а ты на этом столе – шарик, потому что все так тревожно и ненадежно.

И тут в темном углу каюты, в этой самой абсолютной тишине, я увидел глаза.

Кроме глаз, там ничего не было.

Волосы мои ожили, зашевелились.

– Кто ты? – я не узнал своего голоса.

– Я – дух этого корабля, а ты – кот Себастьян. Я о тебе знаю от крыс.

– Ты – дух корабля?

– А что в этом такого? У каждого корабля есть свой дух. Бывают духи гордые, смелые, чванливые, а бывают – робкие и болезненные. Те корабли, у которых болезненные духи, быстро погибают. Правда, гибнут и те корабли, у которых гордые и смелые духи, но скорее от самонадеянности, чем от болезни. Оглянись вокруг. Разве эти жилы с электричеством не нервные окончания живого животного тела? А трубопроводы – не кровеносные сосуды?

Подъемники – мышцы. Главный вал – становой хребет. Рули – ласты. Винты – хвост. У всего этого должна быть душа. Как ты полагаешь?

– Да, но… и как же тебя зовут?

– Меня зовут дух. Можно с большой буквы. У меня видимы только глаза, да и то тогда, когда я хочу их показать. Скажи, после погружения ты почувствовал тревогу?

– Да.

– Это я ее передал всем. Для усиления бдительности. А еще я могу вселять уверенность. Все зависит от моего настроения. Вообще-то я бодрый дух, но, если мне грустно, могу навевать грусть. Вы же все все-таки внутри меня, и если внутри меня грусть, то как же от нее защититься? Ты мне нравишься, Себастьян. Одному настоящему гению нравится другой настоящий гений.

– Так не всегда бывает.

– Так бывает всегда, если гении настоящие. Если захочешь узнать что-либо о корабле и его обитателях, вызови меня. Не спрашивай у крыс, они могут тебе солгать.

– Как тебя вызывать?

– Так же, как и Наполеона. Скажи только: «Дух». Я прощаюсь с тобой. Сюда идут. Это твой хозяин и Юрик. С людьми никогда не говорю. Суеверны. Еще в штаны ненароком наложат.

Глаза пропали, и я услышал шаги. Они приближались.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.

Люди обо мне

– Бася?! Ты где?

Дверь поехала в сторону. За нею едкий людской запах, потом хозяин и Юрик.

– А-а-а… вот где наш Бася! Юрша! Смотри, какой у нас боевой кот!

– Он от страха еще не сдох?

– Сам ты сдох от страха! Бася – настоящий военно-морской бандит. Он нам в каюте будет создавать уют и психологический микроклимат.

– Микроклимакс он будет создавать. Пусть лучше с крысами разберется, а то они у старпома вчера весь китель съели.

– Это оттого, что старпом приказал усилить с ними борьбу. А любое усиление борьбы сопровождается потерями одежды.

В каюту входит Шурик.

– Как котяра перенес погружение? Не облысел? – спрашивает Шурик.

– Пока не облысел.

– Ничего, еще облысеет.

Все военные мне кажутся на одно лицо. Во всяком случае, думают они одинаково. Вот Жан Боттеро в свое время…

– Хватит болтать! Еще целый час можно спать.

Сейчас же все падают в койки.

Мгновенно наступает тишина, если не считать шума вентилятора. Вот Жан Боттеро, смею заметить…

– Тащ ка… тащ ка…

– А?

Перед койкой Юрика возникает человек. Это вахтенный. Он теребит Юрика за плечо.

– Тащ ка…

– А?

– Вас в отсек к комдиву.

– О-о-е-е… блин… – шепчет Юрик, потом он сползает с койки, как Эдмон Дантес с соломы в замке Иф, и исчезает за дверью.

Не дали поспать, суки. Я думаю, именно так сказал бы Жан Боттеро…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,

посвященная чувству защищенности

Половое созревание, ожидание, голодание, поиски партнера, незамедлительная эрекция и вольный коитус – все это не имеет ничего общего с тем чувством защищенности, которое возникает в короткие периоды жизни, когда можно, свернувшись в клубок и сузив зрачки в щелку, смежить веки и уткнуться носом в свой собственный хвост.

И по всей поверхности тела разливаются волны тепла.

Я полагаю, что именно так возникает чувство уверенности в завтрашнем дне.

Люди ведь тоже ищут уверенность.

Они ее хотят.

Они ее алчут. Они ее жаждут.

И вот мой спящий хозяин накрывается с головой. Юрик подтягивает колени к подбородку. Шурик мямлит во сне. Пархатый Тихон стонет себе под подушкой.

Ничего не попишешь, уверенность нужна всем.

Да, да, да, она нужна всем.

Крысам, духам, привидениям, кораблям, тараканам.

Ракам, рекам, горам, морям, звездам, планетам, океанам.

Холодок, приносимый заработавшим вентилятором, шаги вахтенного, хлопанье дверей способны на какое-то время внушить неуверенность, но потом эти звуки стихают, и начинает казаться, что все в этом мире, в конце-то концов, установится само собой, и так от этого хорошо, так хорошо от этого, Господи! Что я бы расплакался, я бы даже разрыдался, будь я человеком.