― Ну и ладно. Меня научили спокойно переносить голод и боль.

― Правда? — произнесла темнокожая девушка с наигранным удивлением. — Может, ты не поверишь, но среди нуклеаров это не доблесть. Я тоже могу по нескольку дней не есть.

― Полноправные граждане все равно лучше всяких черных мутантов, — в голосе Ани слышался вызов.

― Меня Каур зовут, — обидчица улыбнулась, обнажив необычайно белые зубы. — А тебя?

― Дурацкое имя, — девушка жаждала разозлить нуклеарку. — Дурацкое отвратительное имя...

В ответ Каур засмеялась:

― У кого? У тебя? Если ты считаешь свое имя дурацким, то назови его, а я скажу так это или нет.

Аня хотела сказать еще какую-то гадость, но, видимо, понимая, что paзозлить мутантку не удастся, проговорила с достоинством:

― Для вас всех, я Анна дочь Павла. А рабы имеют только одинарные имена, как твое.

― Анна дочь Павла, — сощурившись, повторила шепотом Каур. — Я запомнила. Никакое оно не дурацкое. Очень даже красиво. Ты зря считаешь свое имя отвратительным.

Аня уже закипала от досады. Она все время пыталась задеть сидящую напротив синеглазку, но та не только никак не реагировала на колкости, но и подшучивала над пленницей.

― А почему у тебя волосы такие короткие и в разные стороны торчат? — зрачки мутантки в полутьме подвала стали округлыми, почти человеческими. — Настоящие люди с двойными именами всегда так неряшливо выглядят?

Секунд десять Аня боролось с сильнейшим искушением броситься на черномазую мерзавку, но, посмотрев еще на трех девушек, которые после первой неожиданной атаки были теперь настороже, решила опрометчивых поступков не совершать.

― Что вам от меня еще надо? — обреченно спросила пленница.

― Отвести к вождю, — Каур выпрямилась, потирая плечо.

― Зачем? — Аня пыталась скрыть испуг, но получалось это не слишком хорошо.

Мулатка наклонилась к пленнице так, что их носы почти соприкоснулись.

― Он расскажет тебе о трагедии общин и о твоем неправильном воспитании, — произнесла она многозначительно.

* * *

К своему удивлению, Олег спал крепко, без мучительных видений и поэтому выныривать из уютного небытия в реальность, полную проблем и нерешенных вопросов, страшно не хотелось, однако над ухом кто-то явственно сопел.

― Привет, — послышался голос Ильи. — Я уж думал, ты никогда не проснешься.

Олег открыл глаза, наткнулся на внимательно-любопытное лицо парнишки и снова зажмурился, но потом сел и осмотрелся: голые бледно-серые стены, окно с треснувшим стеклом, кровать, небольшой стол, пара табуреток. Больше ничего в комнате не было.

― Ты вообще не спишь, что ли?

― Сплю, но еще не ел, — возразил Илья. — Хотя солнце уже к вечеру идет.

Я приготовил обед и ждал тебя, ведь ты мой гость.

― Ты сам готовишь? — юноша принюхался: в воздухе стоял вкусный запах.

― В соседней комнате, там печка.

Паренек поставил на стол пару фарфоровых тарелок и два граненых стакана, сразу напомнивших Олегу ужин в трактире Гоги, который, казалось, случился годы назад. Две ложки и кувшин с водой дополнили сервировку. В центр Илья водрузил кастрюлю, из которой шел пар.

― Вареная картошка с маслом. Правда, к ней нет никаких приправ. И вообще, у меня мало всего, только самое необходимое, не умею создавать уют, — извиняющимся тоном произнес хозяин. — Но, если ты хочешь, можно поискать в других домах еще посуды и мебель принести.

― Нет-нет, все хорошо, я тоже жил небогато и к лишнему не привык, — успокоил парнишку Олег. —А где ты работаешь?

― Работаю? — поднял брови Илья.

― Ну... ваш царь говорил, что здесь все обязаны работать...

― Вождь. Называй его вождем. Я работаю, но не очень часто, — кивнул паренек. — Времени не так уж много свободного. Ведь я посвящен Бессущностному, а мы не работаем, как остальные. Мы обходим границы...

За едой Олег узнал много удивительного про общину нуклеаров. Все жители Таганрога делились на кланы, и каждый имел определенного духа-покровителя, каким-то непостижимым образом жившего в одном из памятников. Здесь Илья не смог внятно объяснить, как это все получалось и почему, и посоветовал задать вопросы шаману. Кланов было девять: три больших и шесть малых. Все группы занимались определенным трудом, например, клан Отшельника, который возглавлял шаман, отвечал за охоту и рыболовство.

И только в клане Бессущностного было всего двое братьев, что очень расстраивало Илью.

― Выходит, Саша тебе не родной брат?

― Он мне ближе, чем родной, он такой замечательный! — поправил Илья собеседника. —И если бы не он, я остался бы один...

Теперь Олег догадался, почему паренек вел себя так пытливо, настороженно и внимательно: среди больших семей, связанных кровными или клановыми узами, он был очень одинок, а появление нового человека давало надежду на расширение их крошечной группки.

― Так чем ваш клан занимается?

― Мы иногда помогаем другим, я, например, люблю ухаживать за животными, но наша главная обязанность — патрулировать границы Запретной зоны. Сегодня очередь Саши, вчера была моя.

― А к какому клану буду принадлежать я? — задал очередной вопрос Олег.

― Мне бы очень хотелось, чтоб к нашему, но все зависит от того, кто с тобой заговорит. Это решат духи, а шаман тебе поможет, — туманно ответил паренек, жадно впиваясь взглядом в собеседника. — Сперва, конечно, ты получишь родителей, их тебе назначит судья. Он скоро придет, чтобы поговорить, познакомить с людьми и показать город.

― Я бы хотел увидеть свою дочь, можно попросить судью об этом? — сказал Олег, с облегчением понимая, что рядом будет человек, избавивший вчера всех от издевательских испытаний.

― Конечно, Леонид не откажет, — согласился паренек. — Только она пока не твоя дочь.

― Как это?

― Она нуклеарка, но пока у тебя нет родителей, у тебя не может быть и детей из нуклеаров. Твоя дочь принадлежит нам по рождению, а ты пока еще нет.

Олег, у которого голова пошла кругом от всех этих, как ему показалось, придуманных сложностей, внимательно посмотрел в глаза собеседника. Зрачки Ильи из-за дневного света выглядели узенькими полосками, и он был вполне искренен. Он не издевался, а говорил, что думал. Хотя кто знает этих нуклеаров?

― То есть вы не считаете меня ее отцом?

― Нет, — губы Ильи растянулись в улыбке.

«Странный он все же какой-то, — подумал Олег, — улыбается невпопад. Смотрит так, что не по себе становится».