Руки ныли дико. Тяжеленные железные ведра с водой тянули их вниз с такой силой, что мне стало казаться, будто они удлиняются. Еще немного — и руки станут ниже колен. Пора заканчивать с тасканием ведер от колодца вручную. Возьму сегодня у Петровича тачку в безвременное пользование, буду на ней возить, иначе скоро превращусь в орангутанга.

Дотащив свою ношу до небольшого деревянного домика, я устало поставил драгоценную воду возле дряхлой деревянной скамейки. Усевшись на нее с тяжелым вздохом, достал пачку «Винстона» и задумчиво закурил. Прямо как дед на картинке: разваливающийся домик, шаткая скамеечка, убогий полуметровый заборчик. Главное украшение картины, естественно, я. Мой наряд представлял собой самую колоритную и яркую форму. На ногах красовались стоптанные черные ботинки размера не меньше сорок седьмого, роскошный вытянутый серый свитер висел на мне мешком, но главным элементом, безусловно, были синие треники с белыми полосками по бокам, чудовищно вытянутые на коленках. Я как-то видел фотографию вымирающей деревни — с меня наверняка можно делать такую же. Правда, шапки-ушанки не хватает. Ну еще накинуть сверху лет сорок, и смело называй деревенским дедом, на самом же деле — рядовой чистильщик, поисковик шестого ранга. А все потому, что во время ночной облавы в Тобольске времени на сборы было минимум, поэтому мы успели схватить лишь рюкзаки с вооружением и аварийным комплектом, выданным в Москве, — так и побежали от умелых загонщиков — в одних штанах и майках.

Дверь дома открылась с диким скрежетом, и наружу выполз мой непосредственный начальник, лейтенант Четвертого отделения чистильщиков, поисковик второго ранга Артем Павлов. Начальник кутался в необъятный махровый халат, на ногах у него была потрясающего вида обувка: на одной ноге — черный рыбацкий сапог до колена, на другой — детская, когда-то бывшая желтой, но с течением времени (мы с ней, наверное, ровесники) превратившаяся в нечто грязно-непонятное галошка. Лейтенант уселся рядом и закинул ногу на ногу, блеснув черной пяткой. Глубокомысленно посидев несколько секунд, он толкнул меня плечом:

— Дай сигаретку.

— Обойдешься, — пыхнул я вонючим дымом. — Вторую неделю болеешь. Обойдешься без сигарет.

— Ну хватит, — хрипло сказал Тёма, уставившись на меня красными глазами. — Мне без сигарет только хуже.

— Ладно, — я пожал плечами и достал полупустую пачку, — травись. Только из транспорта до Тобольска у нас есть лишь тачка Петровича.

— Какая тачка? — удивился начальник. — У него же одни лодки.

— Строительная, — хмыкнул я, — на нее тебя загружу и повезу. Если, конечно, больница еще работает, после того как в городе тюменские обосновались. Всех молодых забирают, девчонок тоже. Ужас там, скоро могут и сюда приехать.

— Ну, пускай Петровича забирают, — засмеялся Тёма. Он сделал еще одну затяжку, резко закашлявшись, сплюнул мокроту и отдал сигарету мне. — Ты был прав — не стоит курить. Чего-то я совсем расклеился. У нас из лекарств что-нибудь еще осталось?

— За лекарством я сегодня схожу. — Я затушил сигарету и поднялся. — Ты давай иди, отлеживайся, я сейчас ведра занесу.

Тёма снова закашлялся и уныло поплелся в дом; я подхватил ведра и пошел следом. Разжег огонь в печке, поставил чайник и сел возле окна, прикидывая возможные варианты развития событий.

Два месяца мы тут, на задании. На самом деле это и заданием-то не назовешь — просто унылое существование. Вот уже месяц живем не в самом Тобольске, а в деревеньке в нескольких километрах от него: после того как в город участились рейды боевиков из второй столицы Цитадели, многие бежали в окрестные села и деревни.

Сначала все было хорошо. Беспрепятственно добравшись до Тобольска, мы сняли жилье и стали вживаться в местные условия. Устроившись на работу в стройотряд, худо-бедно смогли обеспечивать себя. Делали все — от починки квартир до укладки асфальта. Платили нам мало, но на жизнь хватало. Буквально через месяц мы уже чувствовали себя тут своими; в крохотном Тобольске все друг друга знали, а мы же пытались втереться в доверие к местным. И к концу первого месяца нас знали очень многие. И я почти забыл о происходящем в стране, потому что здесь ничего не изменилось. Таким городкам, как Тобольск, было фиолетово, что там в столице. Честно, я был почти счастлив, что попал сюда, но в одну ночь все изменилось. В город пришли тюменские бандиты, и мне пришлось вспомнить о том, что происходит в стране. Охота шла каждый день. Больше никакой независимости Тобольска не было, рекрутировали всех от 16 до 50 лет, забирали и днем и ночью, затаскивали в грузовики и увозили. И без того маленький городок, Тобольск совсем опустел. По всей территории отлавливали молодых людей, от массового загона мы успели сбежать в глухую деревню, небольшой рыбацкий поселок на берегу Тобола. Во всем поселке было около двадцати жителей, в основном старые деды и старухи; кроме нас там прятались еще несколько таких же, как и мы, молодых беженцев. Тут у нас появился друг, тот самый Петрович, который и приютил нас на первое время. Когда мы, мокрые и уставшие после нескольких часов побега от загонщиков, постучались в первый попавшийся дом, в котором горел свет, нам открыл именно он. Более колоритного персонажа я в жизни не встречал. Он выскочил на нас в семейных трусах с автоматом наперевес; я сначала чуть не обделался, а потом подумал, что если он нас сейчас не пристрелит, то надо будет обязательно познакомиться, водочки ему, что ли, принести. Вот так вот, стоя под проливным дождем, с поднятыми руками и соплями до пояса, мы встретились с Петровичем. Убивать он нас не стал, а, передернув затвор автомата, спросил:

— Вы кто такие?

— Дядь, погреться пусти, беженцы мы.

— Беженцы? — недоверчиво поднял седую бровь Петрович. Затем повернулся к Тёме: — А что же ты, беженец, пистолет за спиной прячешь?

— А что же вы, дяденька, с автоматом вышли? — хитро спросил Артем. — Если уж умирать, то только с оружием в руках.

— Пистолетик опусти. — Хозяин поправил трусы и представился: — Петрович.

— Артем.

— Андрей.

— Вы братья, что ли? — Петрович опустил автомат и с интересом посмотрел на нас.

— Нет, мы… — начал я.

— Ладно, — перебил меня он и рявкнул Тёме: — Давай прячь свою пукалку и пошли в дом, нечего тут под дождем беседы разводить.

На следующий день мы вселились в заброшенный домик, который нам посоветовал Петрович, даже нашел нам кое-какую одежду, чтобы мы не задубели от холода. Одежка была разная и древняя, но мы не на неделе мод в Париже, поэтому мне было все равно, Артему — тем более. Петрович договорился с оставшимися жителями, поэтому нас никто не сдал. Вот так мы и обосновались в Сибири.

…Я вытащил глиняный чайник и стал заваривать чай с шиповником. Налив две большие кружки, я сдернул Тёму с кровати и заставил его выпить отвар. Тот равнодушно выпил и снова улегся. Кашлял он уже три дня, я начал думать, что у него воспаление легких. Если так, тогда все очень туго, у меня просто нет лекарств; нужны антибиотики, а достать их теперь ой как непросто. Я закутался в свою новую куртку и сказал: