– Ничуть, сэр. Я буду рад языковой практике.

– Отлично. – Североамериканцы любят это слово. – В таком случае вы не будете возражать, если мы при общении станем использовать такой аппарат? Поверьте, это для нашей же безопасности.

Аппарат меня потряс – никогда не видел подобного. Нечто напоминающее два противогаза, соединенных толстым гофрированным шлангом. Аж оторопь пробирает.

– Сэр, я рад, что в североамериканских секс-шопах столь богатый выбор…

Больше мне ничего и в голову не пришло – похоже было на некое орудие пыток для извращенцев, получающих удовольствие от боли, удушения и тому подобного.

Уайт улыбнулся, но как-то невесело.

– Не думал, что у русских есть чувство юмора. Этот прибор родом из семидесятых, если разговариваешь по нему – не берет никакой жучок, лазерный луч тоже бессилен, и с мембраны сотового ничего не снимешь. Старое – не всегда плохое…

– У вас нет скэллера?[51]

– У меня он есть, и скрэмблер[52]тоже. Но против людей, которые будут интересоваться сказанным на нашей встрече, это не поможет.

Не знал, что главный разведчик страны болен примитивной шпиономанией.

– Сэр, разговор состоится на моих условиях или не состоится вовсе, – твердо заявил Уайт, видя мои колебания.

– Надеюсь, здесь продезинфицировано? – ответил я, протягивая руку за «противогазом».

Противогазом нас учили пользоваться на первом курсе Нахимовского. Бег в противогазах являлся одним из видов коллективного наказания, равно как и отжимание в противогазах. Вот поэтому я питал к противогазу столь недобрые чувства. Этот противогаз был сделан из резины белого, а не зеленого цвета, как принято у нас, и не имел своеобразного рога вверху, чтобы протирать запотевшие стекла, не снимая противогаза. От него и в самом деле пахло какой-то дезинфицирующей жидкостью, слабо, но противно.

– Проверка связи. Раз-раз… – сказал я, нацепив на себя эту резиновую камеру пыток.

– Перестаньте дурачиться! – раздраженно произнес Уайт, слышимость была отличная. – Дело слишком серьезное, не до шуток.

– Сэр, если бы нас кто-нибудь сфотографировал в таком виде, и вы, и я стали бы объектом для самых мерзких шуток до конца жизни. Как вам такое – Россия и Америка, мазохисты forever! Или такое…

Подобным поведением я привычно сбивал противника – а Уайт был именно противником, иначе я его не воспринимал – с мысли, не давая ему сконцентрироваться и повести беседу по выбранному им самим рисунку. Когда один человек приглашает другого для того, чтобы поговорить – хозяин всегда имеет преимущество перед гостем, тем более если они встречаются в выбранном хозяином месте и на его условиях. Но главное преимущество в том, что хозяин знает, что он собирается сказать и как он собирается это сказать, он продумал речь, контраргументы и возражения и ответы на них – а гость ничего этого не знает и вынужден реагировать по факту. Но если гость сумеет вывести хозяина на эмоции в самом начале игры, то они будут на равных, поскольку раздраженный человек чаще всего забывает все, что он готовил, и начинает импровизировать. Кто-то добивается своего юмором, кто-то грубостью и откровенным хамством. Мне как аристократу и потомственному дворянину второе было омерзительно, и я чаще прибегал к первому.

– Все сказали? – жестко перебил меня царь разведки. – Теперь послушайте меня. Как я понимаю, вы являетесь посланником нового российского Императора, хотя и не признались в этом. Мне нужен прямой выход на вашего Императора.

Похоже, наш разговор с Генеральным атторнеем прослушивали гораздо больше ушей, чем это предполагалось обеими сторонами. Интересно, как ему это удалось. Ах, да, запись…

– Сэр, любой дипломатический посланник является в какой-то степени посланником Его Величества.

– Перестаньте. Я не Дэвидсон, со мной не надо юлить! Вы – князь Александр Воронцов, потомственный дворянин из высшей военной аристократии, с новым Государем вы погодки, с детства близки к царской семье. Вы проводили лето в Ливадии, а наследник иногда жил в Воронцовском дворце в Одессе. Все это давно известно, не считайте нас дураками. Меня интересует другое. Угроза ядерных устройств серьезна?

– Полагаю, что да, сэр, более чем. Инцидент в Бендер-Аббасе это наглядно продемонстрировал. У террористов есть ядерное оружие и есть желание его применить.

В ответ раздалось то ли мычание, что ли еще что… какой-то странный звук.

– Сэр? – забеспокоился я.

– Все нормально… – сказал царь разведки, хотя по голосу было заметно, что совсем ненормально, – проклятые кузены, они в своем репертуаре![53]От них можно ждать любой подлости и низости.

– Полагаю, что это так, сэр.

– Я хочу, чтобы вы кое-что передали Императору, это возможно?

– Полагаю, что да, сэр, хоть и не сразу. Но здесь, в городе, есть посольство Российской Империи, и если кто-то потрудится меня туда подвезти, дело можно будет ускорить. Что бы вы хотели передать?

– Я бы хотел передать вот что: не далее как два месяца назад Британская секретная разведывательная служба обратилась к нам, конкретно – контакт шел через меня, с предложением поучаствовать в плане по уничтожению влияния России на Востоке. Первый этап плана – возбуждение масштабного мятежа на Востоке, при том, что о применении ядерного оружия в этом мятеже нам никто не сообщил. Второй этап плана – ввод на Восточные территории, на Кавказ и в Среднюю Азию многонационального миротворческого контингента, преимущественно состоящего из сил морской пехоты САСШ и Великобритании. Опасаясь за поставки нефтепродуктов, мы согласились предоставить свои силы и создать объединенную эскадру, состоящую в значительной степени из десантных судов. После того как на Восточных территориях было применено ядерное оружие – всем командирам военных судов, принадлежащих САСШ, было послано закрытой связью условное сообщение, означающее их выход из подчинения Второго морского лорда и переход под командование оперативного штаба Седьмого флота. Судя по всему, британцы решили наказать нас за это решение, а заодно спровоцировать мировую бойню. Я бы хотел договориться с российским Императором о безусловном неприменении в отношении друг друга оружия массового уничтожения в ближайшее время.