приятно. Мы подождали, покуда разобрали маток, после чего тронулись в Радогощь. Большая, тяжелая, но чрезвычайно удобная коляска на лежачих рессорах, запряженная разномастной, но превосходно подобранной четверкой, быстро везла нас, и по пути мы беседовали о лошадях. Воейков говорил о том, что с помощью Карузо возродит былую славу голицынских лошадей. Его голова была полна проектов и планов. «Чистейших» он выдвигал, конечно, на первое место и был занят покупкой их по всей России. Сколько на это ушло средств и энергии – знает один Воейков, а что из этого получилось – знаем и все мы… Мало-помалу разговор наш стал затихать, и скоро, убаюканные мягкой качкой экипажа и быстрой ездой, мы совсем смолкли. Этому способствовала абсолютная тишина, которая царила кругом. Был чудный, редкий даже для этого времени года вечер: жемчужные облака величественно плыли в небесах, где-то звонко и неожиданно защебетала птичка и тотчас же смолкла, дальние луга, кустарники и деревья стали приобретать странные очертания. Ночь, теплая и прекрасная, быстро окутывала нас. Лошади пошли осторожнее и стали изредка фыркать. Воейков зажег сигару и предложил мне курить. Очарование было нарушено, и мы вновь стали беседовать о лошадях. Вскоре вдали показались огни, мы поехали по шоссе. Справа и слева тянулись насаждения, мелькали дома и службы, и вдруг совершенно неожиданно вырос белый силуэт дворца с ярко освещенными окнами. Выездной лакей встретил нас на крыльце и помог выйти из экипажа. В передней находилось несколько лакеев и почтенного вида пожилой слуга. Мария Владимировна ждала нас в гостиной, где у ее кресла на небольшом чайном столике красного дерева был уже приготовлен чай. Я был представлен хозяйке. Это была некрасивая женщина средних лет, скромно, но к лицу одетая и совершенно не напоминавшая красивую голицынскую породу. Старинная обстановка, фамильные портреты предков по стенам, сервировка, спокойный тон речи, замена изысканного французского языка английским, бесшумно двигавшиеся лакеи, сами лица хозяев, их манера говорить и держать себя – все указывало, что здесь заколдованный круг высшей аристократии, куда доступ так труден и куда так редко попадают простые смертные.

Разговор за чаем носил общий характер и не был особенно оживлен. Я после дороги, а Воейков после путешествий по стройке чувствовали себя усталыми, и это сейчас же заметила чуткая хозяйка. Она придвинула ко мне несколько альбомов со снимками лошадей, а затем обратилась к мужу, спрашивая, в котором часу мы завтра предпочитаем смотреть завод. Было ясно, что после этого следует откланяться, и я так и поступил. Все встали, но здесь неожиданно завязался хотя и короткий, но интересный разговор. Дело в том, что, взглянув на стену, я увидел портрет Василия Петровича Воейкова и спросил, не сохранилась ли заводская книга Лавровского завода. Воейков ответил, что по просьбе Карузо он получил ее от своего дяди В.В. Воейкова только на днях и предоставит ее на некоторое время в распоряжение Карузо. «Какой счастливец Сергей Григорьевич! – заметил я с невольной завистью. – Ему первому предстоит ознакомиться с этими драгоценными материалами и, быть может, пролить свет на происхождение некоторых знаменитых воейковских маток». Воейков переглянулся с женой и, как бы прочтя разрешение в ее глазах, обратился ко мне со следующими словами: «Я охотно дам вам эти книги на просмотр, но буду просить не делать никаких выборок из них для печати, иначе я окажусь в неловком положении перед Карузо». Я охотно согласился, сердечно поблагодарил Воейкова и заметил, что если я и сделаю какие-либо выписки, то исключительно для себя. На этом наш разговор закончился, и я последовал в кабинет за хозяином. Там находились драгоценные для меня книги Лавровского завода. Молодой лакей взял книги, на которые я бросил любовный взгляд, и Воейков с неизменной сигарой в зубах пошел меня проводить. В отведенной мне комнате было уже все приготовлено к ночлегу. Большая кровать под балдахином сверкала белоснежным бельем, теплая и холодная вода была налита в умывальные тазы; вещи мои были уже разобраны и разложены чьей-то заботливой рукой: платье повешено в шкаф, щетки и гребень лежали на туалете. Графин с водой на ночном столике, томик английского романа тут же, небольшая вазочка с цветами – словом, все говорило о полном комфорте. Я простился с хозяином и попросил лакея принести лампу. Бесшумно ступая, он удалился, затем так же тихо вернулся, установил лампу под бледно-розовым абажуром на столе, быстро и ловко помог мне раздеться и, пожелав спокойной ночи, удалился. Удивительно была вышколена прислуга в таких домах, удивительно комфортабельно и вместе с тем просто было все устроено, но в этой простоте чувствовалась та высокая культура, та потребность в уюте и чистоте, которые свойственны только людям на известной ступени социального положения.

Мне предстояло провести долгий вечер за чтением заводской книги Лавровского завода. Я предвкушал это наслаждение, понятное только одним генеалогам, и те открытия, какие меня ждут. Словом, я поспешил сесть за стол и благоговейно открыл заводскую книгу В.П. Воейкова. Я совершенно погрузился в генеалогию лошадей этого завода и не заметил, как время пролетело. Когда мне захотелось отдохнуть, я открыл не без труда громадное окно. Оно выходило в сад. В саду гремел соловей. Я послушал его трели и вскоре лег. Сон почти тотчас же сомкнул мои глаза, но еще долго мне мерещились воейковский Лебедь, Сидор Васильев, знаменитая Лавровка и целый сонм знаменитых воейковских кобыл…

Как я и думал, заводская книга Лавровского завода давала чрезвычайно драгоценные сведения. К сожалению, книги Лавровского завода были в моих руках лишь одну ночь. Если бы я имел возможность более обстоятельно над ними поработать, то почерпнутый там материал был бы более богат. Однако и то, что я тогда записал, интересно и значительно. Позднее эти книги были полгода у С.Г. Карузо, в результате чего появились его известные заметки «Год смерти Лебедя», «Негр В.П. Воейкова», «Видная В.П. Воейкова», «Год рождения Самки и Победы». Эти заметки очень интересны, но, к сожалению, Карузо далеко не исчерпал тот богатейший материал, который был в его руках. Еще позднее В.В. Воейков, получивший обратно книги своего отца, использовал их, но крайне неумело и неудачно, в биографическом очерке, посвященном жизни и деятельности В.П. Воейкова.

Привожу сведения и исторические данные, почерпнутые в заводских книгах Лавровского завода:

– Победа. Была куплена В.П. Воейковым в Хреновском заводе в 1825 году, трех лет, за 1200 рублей. Родилась в 1822 году.

– Атласный. Отец знаменитого воейковского Лебедя. За случку с Атласным братья М.В. и Д.В. Завяскины платили Воейкову по 100 рублей серебром от кобылы.

– Петерс. Был вторым