«Я – Маргарита»

– В твоих песнях – очень сильное авторское начало, и в социальных, где твои взгляды на жизнь, и в лирических. Я была на твоем концерте, где ты спел две песни такой откровенности, что я даже испугалась. Ты переживал тогда не лучшие личные времена… А что «Мастер и Маргарита»? Там такое же личностное начало?

– Ты себе не представляешь, до какой степени. Банальщина: автор делает какое-то новое произведение и говорит: это лучшее, что я написал. Оля, это не просто лучшее, что я сделал. Я теперь вижу, это вообще единственное, что я сделал, если серьезно говорить.

– Ты – Мастер?

– Не знаю.

– Не в том смысле, являешься ли ты мастером, ты им являешься…

– Я – все герои. Я и Босой, и Маргарита, и домработница Наташа…. Знаешь, что произошло? Я сделал маленькую высококачественную студию у себя дома. Пятьдесят семь человек поют. Оркестр – человек под двести, техперсонал – около ста человек. Александровский и детский ансамбли. Музыканты-солисты – первые номера: Андрей Гончаров, трубач, Эркин Юсупов, тромбонист, Бутман Игорь, саксофонист, на дудуке играет Дживан Гаспарян, замечательный скрипач Костя Казначеев, была возможность вытащить человека на час или два и записать его. Приехал вдрызг больной Кобзон, встал к микрофону как молодой и так дал за полтора часа! Сказал: Сашок, пока! – и уехал. И так работали все. Я знал, какие кубики как сложатся. А из них никто не знал. Пожалуй, только те, у кого были более или менее длинные партии. Лена Минина – Маргарита. Коровьев – Коля Фоменко… Для чего я сделал эту вечеринку? Чтобы все, кто там пел, играл, вообще принимал участие, хоть поняли, что они делали…

«Моцарт или не Моцарт?»

– Двадцать лет назад мы с тобой спорили: ты говорил, что не интеллигент, а работник, а я говорила, что интеллигент и есть работник. Если болтун – он не интеллигент. Интеллигента делают две вещи: совесть и культурный багаж…

– Разве это не критерий определения просто порядочного человека?

– Ну да, конечно. У тебя, прости, есть этот багаж, ты хорошо разбираешься в поэзии, что дает тебе возможность выражать свои мысли в великолепной поэтической форме…

– Знаешь, что мне это дает еще? Возможность понять, когда я сочиняю плохо. Текст или музыку. У меня внутри есть некий контроллер, который говорит: нет, старик, так нельзя, не то написал, неинтересно, нехорошо. Автор обычно находится в упоении от собственных произведений: ну все, вот сейчас миру объявлю! Но самое классное, что должно быть в любом авторе, если он может себе сказать: слушай, это никуда не годится.

– Скажи, с чем связано то, что кругом столько упрощения?

– С руководящей и организующей линией нашего руководящего и организационного комитета. Когда начальство наверху поймет, что надо что-то менять и поставит руководить центральными руководящими органами средств массовой информации людей, которые не будут дома для себя слушать «Пинк Флойд», «Битлз» и Шопена, а для народа давать… я не хочу комментировать, что они дают. Назову это бездарной музыкой и бездарными стихами. Многие из этих руководящих весьма воспитанные, знающие, умные, тонкие люди. Но считают, что народ у нас дурак и ему надо что подурней. А то разовьется куда-нибудь, наслушавшись чего-нибудь, и начнет задавать вопросы. Эта тенденция глупая, поскольку приводит совершенно не к тем результатам, о которых мечтают эти ребята. Отвратительное все равно умрет. Высокое продвинется. И мы будем жить весело и счастливо. И умрем в один день. Только нескоро.

– За двадцать лет в твоих отношениях с жизнью что-то переменилось?

– Если особо не завираться, почти ничего не изменилось. Скажу, почему. Если какая-то тактика общения с жизнью приносит тебе что-то хорошее, то менять ее не надо.

– А в чем тактика твоих отношений с жизнью?

– В том, что мне достаточно трех пар штанов и двух маек.

– Ты не жадный?

– Я жадный. Но не в смысле жадности. Я люблю, когда у меня не три майки, а восемь. Но мне достаточно трех. Пускай они будут хорошие, дорогие, но я не стану ради лишних брюк совершать какие-то действия, которые мне будут противны. А для этого нужно самого себя заранее ограничить, сказать: нет у тебя «Бентли», и не надо.

– На чем ты ездишь?

– На восьмилетнем «Мерседесе».

– У тебя было кредо: а пошли вы все…

– Это раскрутили любители эффектов. У меня было много всяких кредо. Девочка позвонила и очень робко: я бы хотела взять у вас интервью, но подружка сказала, что вы сразу меня пошлете. Я говорю: вы же мне еще не нахамили, чего я вас буду посылать? Но легенда есть, что осторожненько надо со мной обращаться. Или вообще не замечать. Что меня тоже устраивает. Не замечают, и ладно. Есть люди, для которых я что-то из себя представляю, и слава богу.

– Ты когда-то говорил: Моцарт я или не Моцарт?..

– Ужасная дурь. Знаешь, что я имел в виду? Человек задает себе вопрос: он талантлив? Сильно талантлив? До какой степени талантлив? Но было распространено мнение, что если человека беспокоит его значение, он не велик и не талантлив…

– Может, зависит от возраста? Сначала беспокоишься, потом перестаешь беспокоиться.

– Вот так оно и вышло. Я стал старше, и мне стало совершенно наплевать.

– Это еще зависит от сделанного. Ты сделал «Мастера и Маргариту».

– Знаешь, как меня назвал один мой приятель? «Каменная жопа». Так Молотова за усидчивость называли. А Макаревич сказал на вечеринке… Мы выпили – невозможно было такую штуку не отметить, Андрюшка же еще рисовал рисунки, помимо того, что спел буфетчика Сокова, а доктора спел Розенбаум, а Арканов поет редактора, там все непросто, много дурных ассоциаций… Так вот, Макар сказал: «У иудеев вся религия замешена на ожидании мессии, а когда мессия пришел, они его взяли и распяли. Почему? Потому что мессия не должен приходить, его надо ждать. У меня, говорит, было такое же ощущение насчет твоей оперы, что ты ее пишешь-пишешь и никогда не напишешь. И вдруг звонок: я закончил. И какое-то разочарование. Как же так? Теперь надо распять, очевидно…» Я думал, я с ума сойду со смеху!..

Как рождаются дети

– Есть анекдот – девочка говорит маме: мама, я уже все знаю, я только не знаю, как рождаются дети. Я уже большая девочка, но не знаю одного, как рождается музыка.

– Это удивительное чувство. До такой степени не программируемо! У меня больше сорока фильмов, к которым я писал заказную музыку. Всегда в запасе было две-три музыкальные темы, которые я мог предложить. А так, чтобы, получив заказ, я был пустой и начал что-то сочинять, не было ни разу. Если я пустой, я просто отказывался. На диске, который я тебе принес, есть одна песня. Диск уже был записан и сведен, и я уже отправил его на завод, должны были печатать пластинки. Утром мне что-то снится неприятное, и я начинаю записывать текст. Я давно уже кладу себе на ночь бумажку с карандашом. Несколько раз мне снились такие фантастические мелодии, просыпался и не помнил ничего. Теперь кладу листочек нотной бумаги и беленький листочек для текста. Записал. И расклеил готовый альбом и еще месяц делал эту вещь. Она стала одной из самых популярных в этом альбоме. А до этого казалось, что все замечательно.