именно в этом, не начались же у меня проблемы в неполных двадцать шесть. Так не бывает, чтоб сегодня помешательство на крыше, а завтра – как отрезало.

– Оль, у нас есть дела поважнее, не забыла? – с улыбкой беру с тумбочки бумажный пакет, в котором лежит увесистый фотоальбом. Собственно за ним мы в центр и ездили, Оля сегодня на УЗИ ходила, первую фотографию малыша принесла.

–У тебя все дела важнее, – капризничает Оля, но плетётся за мной и присев рядом на диван, принимается умело разминать напряжённые плечи. Я же всматриваюсь в фотографию, пытаясь разобрать хоть что-то в запечатленной на ней мешанине. Признав, что с фантазией у меня не сложилось, прикрываю глаза – массаж начинает казаться не такой уж и плохой идеей. Если бы не Олин голосок:

– Антош, когда ты, наконец, сведёшь эту уродскую татуировку?

– Когда ею отобедают могильные черви, – с шумом захлопываю альбом и, подобрав с подлокотника свитер, иду к двери.

– Антон! У нас через неделю роспись, а на тебе до сих пор имя подстилки твоей выбито.

– Так какие проблемы? – буквально ору, накидывая пальто. – Мне эта роспись к чертям не сдалась! А вот тату останется со мной, нравится оно тебе или нет. И хватит на мозги мне капать!

– Ну и куда ты, на ночь глядя? Антош, вдруг мне станет плохо? – выкидывает Оля свой главный козырь. Не знаю, в чём должно проявляться это еёплохо,но выглядит она сейчас очень даже бодрой и румяной.

– Я буду на связи, – отвечаю, сбавив тон. Ненавижу Олю за липкое чувство вины, которым она меня постоянно связывает, чтоб потом дело не дело дёргать за верёвочки.

– Сок купи, гранатовый, – снисходительно доносится из кухни. – Мог бы и сам спросить, надо ли мне чего. Хоть попытался бы видимость создать, что любишь.

Хлопнув дверью, выбегаю из подъезда и решительно прохожу мимо машины. Её я сегодня даже на стоянку отвозить не стану, в таком взвинченном состоянии только на велике кататься. Трёхколёсном. Пешком пройдусь. Лицо ощутимо щиплет мороз, но я упёрто иду навстречу снегопаду и жду, когда ярость немного поутихнет.

Любовь ей подавай, ну и запросы! Где её взять? Пацаны в детдоме помню, влюблялись, из кожи вон лезли, чтоб девчонке своей понравится, один стихи писал, второй сигареты таскал, третий вены себе резал, а я смотрел и тихо радовался, что меня эта напасть миновала. Любовь эта хвалённая жуть как пугающе выглядит со стороны, не люди, а игрушки на радиоуправлении, повезет, если пульт в нормальных руках, иначе всё – пиши пропало, переход на стадию "живой мертвец" гарантирован. Нет, я, конечно, тоже любил: мать, Анюту, отца (пока тот не свихнулся и не начал ногами считать мои рёбра), Киру любил по-братски, а девушек ни разу. Об этом чувстве лишь читал, и вывод, исходя из прочитанного, сделал неутешительный – почву она выбивает из-под ног. Я же стремлюсь крепко стоять на своих двоих, и если бы не это стремление по сей день впахивал бы за гроши в неотапливаемом гараже.

– Кира-а-а!

Чей-то звонкий голос, прокричавший её имя, подкидывает вдруг запнувшееся сердце к самому горлу. Пьяно оборачиваюсь на звук, мысленно уже обнимая свою пропажу. Сжимая, кружа, зарываясь лицом в её волосы. Мне так сильно этого хочется, что будто бы наяву чувствую ягодный запах и мягкость её локонов, щекочущих мне руки. И в жар кидает до испарины на загривке, а следом холодом морозным обдаёт.

– Кира, хватит дуться, выходи гулять! – снова кричит подросток лет четырнадцати. Теперь я его вижу, он отошёл от компании, собравшейся на лавочке, и скалится своей выглянувшей в окно подружке. Это её он звал, а я в который раз повёлся.

Похоже, планируя свою комфортную и стабильную жизнь, я не предвидел вероятность тронуться умом, а она взяла да и приключилась, теперь точит всё на своём пути: радость отцовства, сон, аппетит. И в мыслях одна только Кира. Гоняюсь за её призраком дворами и подворотнями, кажется вот она, сейчас ускользнёт. Взять к примеру сегодняшний случай у торгового центра, чувство это в груди так резко кольнуло, что минут 15 сидел за рулём, не трогаясь, уверенный в её присутствии рядом.

Не стану отпираться, меня к ней всегда тянуло магнитом, сначала как к родственной душе, затем как к женщине. Тем утром, я так и не смог сделать выбор между Кирой и ребёнком. Не смог и не знаю даже... тупо, эгоистично не захотел. Всю ночь мозги ломал, не зная, как быть. Не предлагать же Кире оставаться в любовницах, она заслуживает большего, а большего я пока предложить не могу, Оля выдумщица ещё та, иди гадай, какой фортель выкинет. Как бы то ни было, но Киру я найти обязан, чтоб если не объясниться и вымолить прощение, то хотя бы ради возможности вручить ей прощальный подарок. И в смерти Егора я её не виню, если Кира сказала, что сделала всё возможное, значит, так оно и было, врать она никогда не умела. В конце концов, мы все не без греха. Жаль, что понял я это, только остыв от шока, когда её и след простыл.

Глава 21

Давненько я не бывал в подобного рода гадюшниках. Пиво – дрянь, дым столбом до потолка, куча пьяной, угашенной в хлам молодёжи, отплясывающей нечто среднее между дерганьем на электрическом стуле и попыткой устоять на ногах. Будто в преисподнюю спустился, ну или в юность вернулся, разницы особой нет. Если бы кому-то пришло в голову спросить, что я здесь потерял, мне было бы сложно ответить. Побродил полчаса по городу, да и забрёл на огонёк неоновой вывески, теперь сижу за обшарпанным столиком в тёмном углу и сам с себя же балдею. Проветрил мозги называется.

Отодвинув подальше стакан с пойлом, годным разве что счёты с жизнью сводить, достаю из кармана сигареты. Надеюсь, никотин сможет перебить послевкусие этой бадяги. А подкурить, как назло нечем, хотя точно помню, что в кармане пальто была зажигалка, неужели Олька за старое взялась и шмалит втихаря? Это предположение баламутит утихнувшую во мне бурю, отчего затянуться хочется ещё сильнее.

– Извини, приятель, прикурить не найдётся? – поворачиваюсь к сидящему за соседним столиком парню. Тот медлит, голову трясущимися руками сжимает, будто боится, как бы она не укатилась, укуренный скорее всего. Ждать от такого реакции глухой номер, он явно застрял где-то в