Очень мешали отросшие за неделю ногти на ногах. Наверное, здесь их стригли каким-нибудь заклинанием, но Машка его не знала, а оттого мучилась. Острые краешки ногтей впивались в кожу на пальцах и неприятно упирались изнутри в и так слегка жмущие сапоги. «С этим надо что-то делать!» — подумала Машка, печально рассматривая свои неухоженные лапищи. Не ножом же их отрезать!

— Тиока! — окликнула она полненькую и смешливую помощницу кухарки. — У тебя ножниц случайно нету? Это такая штука, чтобы ногти отрезать.

— У тебя что, с твоими ельфями свидание вечером? — хохотнула та. — Сразу с обоими?

— Ну сколько раз говорить! — Машка вздохнула. — Мы с ребятами просто общаемся. Ничего больше. А ногти растут. Надоело.

— Хорошо хоть не дети, — отозвалась Тиока. — Кому другому бы не поверила, право слово. Но ты вообще странная. И хозяин у тебя — забавный, и ельфы — собеседники...

— А что, с эльфами просто общаться нельзя? — удивилась Машка.

— Ельфы... — Тиока мечтательно зажмурилась. — Ельфы — настоящие мужчины. Жаль только, верность у них не в почете. С ельфями только любиться и можно, зато как!

— Разговаривать тоже! — категорично сказала Машка. — Это они умеют. Так как с ножницами?

— Как ты смешно их называешь. — Тиока улыбнулась, покопалась в завале под кроватью и протянула Машке остро заточенные деревянные щипчики. — Они же не только для ног. Надо говорить — стригаля. По твоему говору сразу понятно, что ты из далекой деревни, а в столице таких не больно-то привечают.

— Ну и хорошо, что не больно, — пошутила Машка, одновременно стараясь приноровиться стричь ногти незнакомым прибором. Получалось не ахти. — Я больно не люблю. Потом синяки остаются.

— Ты смешная, — доверительно сказала Тиока. — Жалко, что ты сюда нанялась работать. Тебя ненадолго хватит с твоей глупостью. С некромантами надо тверже быть, а ты добрая — пропадешь. Ладно, довозишься — брось стригалю обратно под кровать. Я побегу, а то Айшма ругаться будет. У меня дел полно.

«И почему они так не любят Вилигарка? — думала Машка, отламывая кусочки ногтей щипчиками. — Он ведь нарочно злым прикидывается, чтобы его уважали. А на самом деле он же неплохой человек. Только ранимый, как и все хулиганы. Наверное, его в детстве обидел кто-то, и теперь он боится, как бы снова не подставиться...» Как-то в школе у них был свободный урок, на котором присутствовал психолог — худой и нервный юноша в очках. Сначала он устроил тестирование. Первые минут пятнадцать класс по привычке над ним издевался, а потом постепенно втянулся в игру. Стало интересно. После теста очкарик долго и нудно объяснял про результаты теста. Кое-что из его высказываний Машке понравилось и потому осело в памяти. Особенно же потрясла ее именно эта теория — про хулиганов, которые мстят миру за давнюю обиду и боятся раскрыться перед окружающими, чтобы их не обидели снова. Некромант Вилигарк, истеричный, не уверенный в себе и ужасно вспыльчивый, относился как раз к этому, подробно разобранному на уроке классу злодеев.

Сидящий в углу невидимый крыз поперхнулся куском засохшего хлеба, уловив ее настроение. Уже много лет он жил в доме Вилигарка, воруя еду и подвергаясь магическому облучению охранных систем. В Роесне таких паразитов было довольно много, и они давно научились считывать настроение людей, поглощать атакующую магию и притворяться невидимками. Без этого шансов на выживание у них бы не было совсем. Но такой странный настрой пожилой крыз встречал впервые. Он осторожно принюхался, однако не уловил даже намека на серьезную магическую ауру у этого человеческого детеныша. Тем не менее ошибиться было невозможно: детеныш искренне жалел самого опасного человека в этом замке — мужчину, который, не задумываясь, мог бы уничтожить всю популяцию крызов на своей территории. Если бы знал, что они, крызы, тоже здесь живут. На всякий случай осторожный седой зверь тихонько юркнул в хорошо замаскированный крызиный ход в стене.

Устала. За целый день набегалась так, что ничего уже не хотелось — только упасть и спать. Полоть огород и собирать фрукты чудовищное занятие сродни китайской пытке. Согнутую спину печет солнце, под рубашку норовят заползти мелкие вредные насекомые, да еще ехидно посмеиваются прочие, более приспособленные к сельскому хозяйству слуги. Да что слуги, даже огородники втихую издевались над ней!

Странное дело: с утра было тяжко, сейчас — тоже, а вот весь день усталости своей Машка не замечала. Словно втянулась, поймала ритм жизни, царивший здесь, и сама стала частью этого ритма. Лишь прохладный вечер позволил ей выпасть из него, и сейчас ей уже не казалось, что это такое yж благо.

— Где там мой домик? — еле слышно простонала она.

К счастью, домик прислуги игнорировал законы подлости и оказался на том же самом месте, где Машка оставила его утром. Порадовавшись этому замечательному факту, Машка вползла внутрь и не раздеваясь рухнула на кровать. Заснула она не сразу. Такое частенько бывает: вымотаешься так, что ноги не держат, а заснуть никак не удается. Все прокручиваешь в голове события последних дней, мысли теснятся, жужжат, словно крайне невоспитанные пчелы. Но когда Машка все-таки заснула, то заснула крепко. Кажется, в окно кто-то стучал — то ли эльфы, то ли ветки, но она не сумела очнуться. Снилась ей какая-то жуткая чушь: пара фенов, сражающихся в ванной комнате за право паразитировать на электророзетке. Машка сидела на краю ванны и размышляла, что бы это могло значить. Разгадка вертелась где-то рядом, но все не приходила, не оформлялась в четкую фразу. Это было обидно.

— Вставай! — тормошила ее Айшма. — Работать следует с усердием!

Машка застонала не открывая глаз. Все тело болело: мышцы, связки, кости и даже, кажется, костный мозг. Вдобавок жутко першило в горле, словно толпа сумасшедших поросят натоптала там острыми копытцами. В этом смысле дома однозначно лучше: две таблетки аспирина всегда можно было найти даже в ее квартире. Да и проклятая сельскохозяйственная деятельность совершенно точно была механизированной. А здесь — каменный век какой-то. Огромная плантация, на которой тяпочками и грабельками орудует прорва работников, сегодня с утра внушала Машке священный ужас. Неужели местным магам сложно изобрести волшебный трактор или что-то вроде того? Но, увы, высшим достижением гуманистической мысли здесь был примитивный поливной шланг. Вместо насоса при нем состоял худенький паренек, немного похожий на мультипликационного индейца. Никакой цивилизации!

— Не прикидывайся, что больна, — строго сказала экономка. — Вставай немедленно.

Перстень на ее пальце согласно полыхнул интернационально зеленым, подло подтверждая Машкино нерушимое здоровье. Этот нахальный яркий свет было видно даже сквозь закрытые веки. «Артефактина хренова!» — обиженно подумала Машка, но от ее негодования перстню не было ни горячо ни холодно. Как, впрочем, и Айшме.

— Темно же! — не подумав даже открыть глаза, возмутилась Машка.

Сказать она хотела нечто совсем другое, потому как ощущения были такие, словно проспала она минут сорок, не больше. И теперь особенно сильной любви к экономке не испытывала. Но усилием воли Машка сдержалась: мало ли, вдруг то, что она собралась сказать, здесь считается страшным богохульством и оскорблением работодателя? Быть испепеленной магом — не лучшее начало дня.