Ранее мы упоминали, что воспоминания делятся на эксплицитные (сознательно воспроизводимые) и имплицитные (неосознаваемые). Процедурная память, тип имплицитной памяти, – самый легкий способ объяснить определенного рода привычки, действия, которые практикуются почти до автоматизма. Примеры: езда на велосипеде, игра на пианино и стрельба из арбалета в ходячего мертвеца вдалеке, с поправкой на боковой ветер в 8 км/ч. Вы можете уметь это делать, хотя очень трудно объяснить как.

Представьте себя после зомби-апокалипсиса. Первые несколько дней вам едва удается выжить. Вы натыкаетесь на пистолет («Глок-22», как мы уже говорили). Вы никогда им не пользовались, и сначала вам это не с руки. Вы не знали, как его перезарядить. Не знали, как справляться с отдачей, как его чистить. Всякий раз, когда к нему прикасались, вы нервничали и замечали каждое действие. Вам приходилось думать о том, куда вы его направляете, как держите и т. д.

Но теперь, год спустя, вы можете чистить его в темноте не глядя. Вы даже можете стрелять в головы медлительным зомби во время легкой пробежки. Вы делаете все это без лишних раздумий. Пистолет теперь стал продолжением вашей руки. Процесс от чрезмерного обдумывания каждого действия до поведения в духе «второй натуры» – суть процедурной памяти.

Способность заучивать новые действия, известная как обучение навыкам, регулируется несколькими зонами мозга, о которых мы уже говорили, – базальными ганглиями.

«Подождите минутку! – возможно, воскликнете вы. – Сначала вы говорите мне, что нейроны в базальных ганглиях важны для движения, потом – для рабочей памяти, а теперь – что они отвечают за создание новых процедурных воспоминаний. Хотите сказать, что базальные ганглии делают все это?»

Да, именно это мы и говорим.

Одной из многих проблем, наблюдаемых у пациентов с повреждением базальных ганглиев, является нарушение способности заучивать новые сложные процедурные навыки. Например, пациенты с болезнью Паркинсона страдают трудностью овладения последовательностью движений пальцами, например такой, как заучивание мелодии на пианино. У них не обязательно наблюдается трудность исполнения движений: после многих дней и даже недель практики пациенты с паркинсонизмом не проявляют улучшений, как люди со здоровыми базальными ганглиями.

Эти наблюдения привели исследователей к мысли о том, что одна из функций базальных ганглиев – обучение новым процедурным навыкам. Тот факт, что базальные ганглии также вовлечены в выполнение движений и принятие решений, предполагает, что эти маленькие структуры в глубине мозга выполняют некие функции, фундаментально важные для всех этих способностей. Возможно, будет неточным предположить, что базальные ганглии «осуществляют» процедурное обучение, или моторный контроль, или принятие решений. Вместо этого базальные ганглии делают нечто столь базовое и важное, что, когда эта функция нарушается, это влияет на все остальные функции.

Как мы уже говорили, память – хитрая штука.

Конечно, память действует не в вакууме. Есть что-то особенное в некоторых воспоминаниях. Почему вы почти слышите, как все поют «С днем рожденья тебя!» на вашей прошлогодней вечеринке, но не помните песню, которая играла по радио неделю назад? Почему вы помните, что случилось на вашей свадьбе, но понятия не имеете, что делали в следующий после нее четверг? Как думаете, вы вспомните первый день эпидемии зомби? Еще как, черт возьми, во всех подробностях!

Общая черта всех этих случаев – мы помним эмоционально значимые события с большей ясностью, чем повседневную рутину. Есть что-то особое в воспоминаниях шокирующих и ошеломляющих событий. По сути, этот тип воспоминаний прозвали «вспышками», потому что они часто возникают в ответ на выходящие из ряда вон события, как 9/11, автомобильные катастрофы или ураган «Катрина». Такие воспоминания крайне яркие и подробные (хотя оказывается, что они не всегда точные, как мы скоро увидим). Словно шок переживания момента как-то усилил яркость воспоминания.

В 1936 г. анатом Джеймс Пейпец заинтересовался связью между памятью и эмоциями. Пейпец хотел объединить кластер поведения, которое он наблюдал в единой нейроанатомической модели мозга. Для этого Пейпец провел обзор немногих, но появляющихся все чаще нейронаучных статей и предложил весьма умную гипотезу о зонах мозга, которые были бы связаны вместе, чтобы осуществлять воспоминания-вспышки. Она стала одной из ранних примеров теоретической нейронаучной модели.

Модель Пейпеца включила особый набор связей, которые объединяли такие области эмоций, как миндалина, гиппокамп и корковые лимбические зоны, которые следят за активностью в глубинных структурах мозга, – переднюю поясную кору. Как следует из статьи Пейпеца 1937 г., идея связать именно эти области происходила из наблюдений за больными бешенством: они отличались «сильными эмоциональными, судорожными и паралитическими симптомами». Болезнь также влияет на гиппокамп, тем самым давая «важную подсказку возможного расположения эмоционального механизма».

Вся эта цепь стала известна как круг Пейпеца. Пейпец заметил два любопытных момента. Сначала животные и люди, зараженные вирусом бешенства, были склонны к эмоциональным нарушениям. Потом болезнь повреждала гиппокамп и другие зоны в височной и лобной долях. Это привело его к заключению, что данные области – круг Пейпеца – важны для регуляции эмоций.

Мы теперь знаем, что цепочка, описанная Пейпецем, не вполне верна в контексте связи памяти и эмоций, однако суть отношений была схвачена правильно. В частности, похоже, что воспоминания-вспышки зависят от связей между миндалиной (которая отвечает за эмоции, особенно за страх и гнев) и гиппокампом (который консолидирует эксплицитные воспоминания). В случаях, когда случаются особенно шокирующие события, миндалина влияет на гиппокамп и тот консолидирует воспоминания гораздо лучше.

Но зачем вообще нам нужны воспоминания-вспышки? Ответ – для выживания.

Рассмотрим следующий сценарий. Поздно ночью вы возвращаетесь домой через кладбище. Холодно и до жути тихо. Когда вы проходите мимо особенно темного склепа, зомби, полуразложившийся от токсичных отходов, прыгает на вас из разбитого входа, требуя ваши «моооозззгиии». Это запускает в вас ответ «бей или беги», который отчасти включается миндалиной в вашем мозге. Если вы мудро выберете бежать и успешно минуете Тармана, вы переживете эту ночь.

В следующий раз, когда вы пойдете через кладбище, разумным будет постараться не идти той же дорогой мимо злополучного склепа. Как говорят в Питтсбурге: «Обмани меня раз – стыд и срам. Обмани меня дважды – и зомби съест твой мозг»[56]. Таким образом, ваш мозг в процессе эволюции привык цепляться за множество важных деталей о прошлом опыте, чтобы вы не совершали одну ошибку дважды. Отсюда потребность в ярких воспоминаниях.

Но есть одна загвоздка в воспоминании одного события снова и снова. Видите ли, всякий раз, как вы вспоминаете конкретный случай, ваш мозг заново восстанавливает события из следов памяти, хранящихся в нервных цепях. Всякий раз, когда реконструируете события, вы совершаете мелкие ошибки, которые присоединяются к воспоминаниям. Вы можете случайно подумать, что на зомби, которого вы видели, была красная рубашка, тогда как она была зеленой. В следующий раз, когда вспомните события, вы вообразите зомби в красной рубашке. Со временем эти мелкие ошибки могут сделать воспоминания-вспышки менее надежными, так как они отклоняются от настоящего события. Они могут ощущаться как абсолютно верные и точные, но это не так. Однако многие из крупных деталей (факт, что зомби напал на вас на кладбище) все еще правдивы и очень ярки, они передают эмоциональный посыл опыта. В этом смысле в воспоминаниях-вспышках мы придерживаемся сути, которая, в свою очередь, увеличивает наши шансы на выживание.