— Натан, кто такой Нолен Гэлбрейт?

Он провел рукой по волосам, приглаживая пряди, которые растрепались из-за футболки:

— Это был я. На самом деле, надо сказать, это, должно быть, был я. Где ты услышала это имя?

— Оно стояло на факсе из «Движения». И Кир зовет тебя так, — я положила руки на бедра. — Он сказал, что не создавал тебя.

Криво улыбнувшись мне, Натан сел на край кровати:

— Зачем все эти вопросы?

Затем, что я только что продала свою жизнь за твою.

— Ты сказал мне, что твое имя Натан Грант, и ты сказал мне, что Кир твой создатель. Почему ты солгал?

— Я не лгал, — он залез в задний карман и достал свой бумажник. — Смотри.

Его водительские права, помимо того что на них была преступно хорошая фотография, подтверждали имя Натан Грант.

— Мне приходится изменять свою личность каждые двадцать лет, помнишь? Мне нравиться думать, что я могу дождаться сорока лет, прежде чем снова буду вынужден уехать, — он забрал свой бумажник и бросил его на столик.

Я с раздражением покачала головой:

— А как же Кир? Ты сказал, что в твоих венах течет та же кровь, что и в моих. Но он сказал, что не создавал тебя.

— Не создавал. Наша кровь связана, потом что тот вампир, который создал Кира, создал и меня, — Натан откашлялся, — обычно я не говорю об этом.

— Что ж, сделай исключение, — отрезала я и тут же пожалела об этом. — Прости. Я просто на самом деле устала, и это все еще сводит меня с ума. Когда-нибудь это станет не таким странным?

Он улыбнулся.

— Для меня не стало до сих пор. Может быть, тебе повезет, — он, должно быть, понял, что сказал это, не подумав, тогда же, когда и я, потому что неуютная тишина повисла между нами, пока мы оба старались не смотреть на кровать.

Натан потянулся и зевнул, чтобы избежать зрительного контакта.

— Эй, о том, что произошло ночью, когда мы…

— Забудь об этом, — быстро сказала я. И знала, что так и сделаю. Не было причины цепляться за воспоминания, когда завтра к этому часу мы будем врагами.

Мне показалось, что я увидела разочарование в его глазах, но он прогнал его неестественным смехом:

— Да, вероятно, это к лучшему. Нас просто захватило мгновенье, и все начало выходить из-под контроля.

— Точно, — согласилась я. — Это абсолютно неважно.

— Ну что ж. Думаю, мне надо порыться в страховых бумагах на магазин. Ты хочешь посмотреть телек или что-то еще?

— Нет, я на самом деле очень устала. — Взгляд скользнул по кровати: — Хочешь, я займу софу сегодня ночью?

Он ткнул в меня пальцем:

— Сегодня днем, Кэрри. Переходи на вампирское время. Но нет, я еще посижу немного и не хочу беспокоить тебя. Завтра мы лучше обдумаем, как нам устраиваться для сна.

— Завтра, — сказала я, внезапно окаменев.

С заботливым выражением на лице он потянулся и сжал мою руку:

— Ты в порядке?

— Да, все нормально, я просто устала, — это была не ложь. Но когда мы пожелали друг другу доброй ночи, и он оставил меня одну в спальне, я не смогла заснуть. Вместо этого оглядела комнату в поисках ручки и бумаги. На полу, между кроватью и стеной, я нашла альбом для рисования с чертежным карандашом, вставленным в пружинный переплет. Сойдет.

Я открыла обложку и замерла. На первой странице оказался неправдоподобно красивый, похожий на фотографию рисунок спящего ребенка. На полях четким мужским почерком, который резко контрастировал с искусными линиями картины, было написано: «Зигги, одиннадцать лет».

Переворачивая страницы, я обнаружила целый ряд похожих рисунков. На большинстве из них был изображен Зигги в разных стадиях своего взросления, спящий. Несмотря на то, что я мало знала Зигги, я поняла, что он бывал неподвижен достаточно долго, чтобы сделать набросок, только когда спал. Несколько портретов бодрствующего Зигги сопровождались фотографиями, прикрепленными к ним. Я перелиснула последнюю страницу, надеясь найти чистый лист. При виде последнего рисунка кровь застыла у меня в жилах.

Я как будто смотрела на фотографию той ночи, когда мы впервые встретились. Он, очевидно, нарисовал это по памяти, так как пальто, которое я надела тогда, было длиной до бедер, а не до колен, а мои волосы были забраны, а не завивались мягко вокруг плеч. Но это точно была я.

Я была польщена, но не могла перестать удивляться, какой извращенец тратит свое время, мечтая при луне о ком-то, кого он знает меньше двух недель.

Но, с другой стороны, какой извращенец продает свою свободу за жизнь того, кого знает меньше двух недель.

Задрожав, я вырвала страницу и сложила ее, чтобы засунуть в карман джинсов. «Что-то, чтобы вспоминать Натана», — оправдывалась я перед собой. Затем вырвала чистый лист и начала писать.

Первое письмо оказалось легче, чем я ожидала. Мое заявление об увольнении из больницы было простым, профессиональным, и поскольку было написано от руки карандашом на альбомном листе, возможно, оно окажется последним гвоздем в гробу моей медицинской карьеры.

Но это действительно не имело значения. Натан был прав. В конечном итоге, люди заметят, что я не старею. В отличие от Натана, я вряд ли когда-нибудь смогу дождаться сорокалетнего возраста. Судя по тому, как часто требовали мои документы при покупке пива, я едва ли могла дождаться двадцати одного. Мне пришлось бы заново заканчивать колледж и медицинскую школу каждые десять лет, чтобы просто оставаться врачом. Это было бы адом, только еще хуже.

Я подсуну это письмо под дверь офиса доктора Фуллера, прежде чем отправлюсь к Киру завтра ночью.

Я вырвала еще один лист и начала более трудное прощание.

Натан,

Я не стану притворяться, что мы когда-нибудь снова увидимся, по крайней мере, друзьями. Я решила, что для меня лучше быть с моим создателем. Пожалуйста, знай, что хотя я желаю тебе только самого лучшего, я понимаю, что ты должен делать свою работу для «Движения». Я не буду считать это личным, если ты попытаешься преследовать меня в связи с этим заданием, но предупреждаю, я буду бороться с тобой до последнего вздоха. Никто не может решать — жить мне или умереть. Если ты когда-нибудь хоть немного считал меня другом, ты забудешь о моем существовании.

Кэрри.

___________________________________________________________________________________________________________________________________________

1) Система Станиславского — теория сценического искусства, метода актёрской техники. Была разработана русским режиссёром, актёром, педагогом и театральным деятелем Константином Сергеевичем Станиславским в период с 1900 по 1910 гг. В системе впервые решается проблема сознательного постижения творческого процесса создания роли, определяет пути перевоплощения актёра в образ. Целью является достижение полной психологической достоверности актёрских работ.