Один на один я бы раскатал его в лаваш, но такие по одному не нападают. Либо в толпе, либо с оружием наперевес. Сейчас пыжится, пытается показаться достойным окружения. Окружение же выглядит достаточно солидно, по движениям и легкой поступи можно судить о бывалых охотниках. Движения эргономичны, скользят над землей бесплотными тенями. Могут подойти к пугливому оленю и щелкнуть по носу, и только тогда он их обнаружит.

– Мы, но они первые напали, – бурчит Вячеслав.

Людмила косится на нас. Оно и понятно, если бы не мы, то невидимая стена так и защитила бы нас от перевертней, и не пришлось никуда идти под дулами автоматов. Что сделано, то сделано, обратно уже не вернешь.

– Вот потому и отправили встретить вас с почестями, – замечает главарь и метает взгляд на белобрысого. – Кому-то не следует разговаривать с гостями без разрешения старших.

Паренек виновато опускает голову и становится похож на воздушный шарик, из которого выпускают воздух. Но автомат держит по-прежнему цепко, и дуло не перестает смотреть на нас.

– Можно спросить вас как боец более сильного бойца – что нас ожидает? – обращаюсь я к командиру.

Лесть вышла грубоватая, в любое другое время я бы вырвал себе язык и выбросил его вслед за словами, но на войне как на войне, поэтому приходиться врать и изворачиваться. Запах дыма становится резче, синеватый туман разрывается на клочья в верхушках деревьев. Мы близко…

– Если не будете рыпаться, то может быть всё и обойдется. Вы же знаете, что дочери Пастыря нужны только несколько капель «последней крови». Всё! Отставить разговоры! Двигайте! – командует главарь.

 Остальные перевертни становятся хмурыми, сказывается приближение к лагерю. Ещё немного и вековые деревья расступаются в стороны, открывая нашим взорам поляну.

В центре зеленого травяного ковра возвышаются четыре столба. На них будто топором высечены лица грозных мужчин. Между столбами горит тот самый костер, чей дым доносился до нас. Четыре жерди окружают его неровным квадратом. Рядом с этим творением находится большой прямоугольный камень, его чернота может поспорить с углями из костра.

На камне лежит огромный старик. Таких людей я никогда не видел – боксер Николай Валуев по сравнению с ним всего лишь дошколенок рядом со студентом-баскетболистом. При взгляде на него вспоминаются былины о людях, которых не выдерживает земля. Я невольно сглатываю.

На поляне находится около двадцати перевертней. Они в волчьем обличье и скалятся при нашем приближении.

– Ульяна! – раздается крик Людмилы, и она бросается к стоящей в отдалении Юлии.

– Стоять! – тут же гремит возглас командира автоматчиков, и двое преграждают путь Людмиле.

– Пропустите её, пожалуйста, – просит Юлия.

Ульяна на её руках громко заревела, увидев мать.

Крепкий мужчина с совершенно белыми волосами кивает командиру автоматчиков. Перевертни расступаются, и Людмила подбегает к Ульяне, крепко обнимает плачущее дитя и покрывает поцелуями раскрасневшееся личико. Ребенок не сразу, но успокаивается, лишь временами всхлипывает. Крохотные пальчики теребят волосы матери. Вячеслав выдыхает с облегчением. Жива.

– Берендеи, вы можете присутствовать при возрождении хозяина. Вы сами видите, до чего дошли люди без твердой руки правителя: убивают, жгут, насилуют. Земля стонет под мириадами тонн мусора. Животных уничтожают по всей Земле, Красная книга скоро станет Черной. Пора брать управление в свои лапы. Завтра возродится Волчий Пастырь, и мы выйдем из подполья. Мы покажем, насколько милостивы можем быть со вставшими на колени людьми. Отринувшие власть Волчьего Пастыря да познают его гнев. Они всего лишь пища! – заканчивает свою речь беловолосый мужчина.

Остальные перевертни поддерживают его ревом и выстрелами из автоматов. Словно в киношном лагере сепаратистов, честное слово.

Когда я первый раз увидел этого мужчину, то подумал, что он стар и сед, но нет. Он из той редкой породы людей, которых называют альбиносами. Совершенно белые брови выделяются на загорелом лице, волосы белее арктического снега спускаются на черную кожу куртки. Фигура подтянутая, на таких мужчин заглядываются и студентки, и мамаши с четырьмя детьми. Одет во всё черное, из-под полы куртки выглядывают ножны крупного ножа.

– Да это навряд ли, – отвечает Вячеслав. – Не любим мы ни перед кем спину гнуть. Живем себе потихоньку, ни в ваши дела, ни в людские, не вмешиваемся.

Автоматчики не опускают оружия. Людмила подходит к нам и прислоняется к Вячеславу. Берендей улыбается Ульяне и подмигивает. Девочка прячет лицо в волосы матери и настороженно выглядывает. Я обращаю внимание на Юлию – девушка стоит в стороне и выглядит совершенно потерянной. Лицо припухшее, похоже, что недавно рыдала навзрыд. С чего бы? Вроде и цель достигнута и «последняя кровь» здесь и осталось всего лишь денек подождать, чтобы воссоединиться с любимым отцом. Так чего же плакать-то?

– А этот ребенок не вмешательство в наши дела? Берендеи, сейчас ваша привычка отсиживаться в стороне не пройдет. Вы либо с нами, либо против нас! – хмурится беловолосый.

– Мы лучше как-нибудь сами по себе, ладно? – подаю голос я.

– Друг охотника? И сам по себе? Не смешите! Вам решать. До завтрашнего полнолуния время есть, так что думайте!

Беловолосый мужчина отворачивается от нас, давая тем самым понять, что разговор окончен. Автоматчики провожают нас к краю поляны. Там мы и присаживаемся на лежащем бревне. Людмила улыбается агукающей Ульяне, Вячеслав обнимает их, что-то ободряюще ворчит. Я же оглядываюсь по сторонам.

Перевертни перемещаются по поляне не хаотично, а в каком-то порядке – каждый знает, что ему делать. У края поляны я замечаю землянку, туда ныряют лохматые оборотни, а выходят уже одетые люди. Одежда в основном зелено-коричневая, пятнистая. Тем самым они ещё больше похожи на сепаратистов какой-нибудь африканской страны. Только кожа у всех белая…

Кстати о белом. Мужчина-альбинос подходит к деревянным столбам, и вскидывает руку в жесте, который многим известен по фильмам о Великой Отечественной Войне. «Кинул зигу» – как говорил один знакомый. Затем перебирается через толстые жерди и подходит к горящему костру. Запевает что-то негромким голосом и подкидывает в костер то ветви, то сухую траву. Огонь пожирает всё без разбора. Столбы с внутренней стороны вяло дымятся. Черное от копоти дерево отказывается гореть.

– Ты прости, что пришлось унести малышку, – подходит к нам Юля. – Сама бы ты её не отдала.

–А ты бы отдала? – спрашивает Людмила и немного отодвигается от Юли, словно бы закрывает телом Ульяну.

Я замечаю, как беловолосый кидает на нас обеспокоенный взгляд и вскидывает брови, глядя на командира автоматчиков. Тот кивает в ответ на незаданный вопрос и встает между нами.

– Извини, дочь Пастыря, но ты не должна разговаривать с