Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще мне ужасно хотелось первой взять в руки то, что Верховский назвал словом «она». Желание мое было абсолютно бескорыстным. Мне хотелось подержать «её» и посмотреть на «нее» до того, как наши доблестные органы заграбастают ценность и упрячут ее за семь замков вместе с другими вещественными доказательствами.
И вообще, я за разделение труда. Милиция пускай ищет убийцу, а я буду искать драгоценность. И посмотрим, у кого получится лучше. Вступим, так сказать, в соцсоревнование.
— Ничего такого мне не попадалось, — твердо повторила я.
— Боюсь я, что ты, Ира, темнишь, — озабоченно поделился следователь.
— Ну, конечно! Вот и рассказывай вам после этого свои секреты! — возмутилась я. — Возьму и не скажу, что я нашла в квартире Казицкого!
— Говори! — велел следователь коротко. — У меня перерыв кончается!
Я убежала в свою комнату и вернулась обратно с бумажкой желтого цвета.
— Пришлось вырвать из справочника Казицкого, — объяснила я. — У меня с собой бумаги не было.
— Что это? — спросил Олег Витальевич и близоруко сощурился.
— Это номера телефонов, — сказала я. — На стене были нацарапаны. Карандашом.
У следователя отвисла челюсть, а я невинно добавила, упиваясь своим триумфом:
— Неужели не заметили?
Олег Витальевич сунул бумажку за пазуху. Несколько минут молча смотрел на меня, потом мстительно сказал:
— Дуракам везет.
— Вот спасибо! — обиделась я.
Следователь поднялся с места и поблагодарил:
— Спасибо за обед. Все было очень вкусно.
— Не за что, — пробурчала я.
Мы вышли в коридор. Олег Витальевич влез в ботинки и сказал:
— Ну?
— Что? — не поняла я.
— Ключи давай!
Я неохотно выдвинула ящик и достала из него связку Казицкого.
— Пойду проверю, закрыта ли дверь, — пробормотал себе под нос Олег Витальевич.
— Только будьте осторожны!
— Уж кто бы говорил, — ответил он мне, но уже беззлобно.
— Можно я с вами пойду?
— Нельзя!
— Пожалуйста! Я у подъезда постою! Мало ли что!
— Ой, Ирка, какой же ты репей! — выругался следователь. — Идем! Нет у меня сил с тобой спорить. Я сытый, как удав…
Во дворе мне пришлось стоять недолго, минут десять. Олег Витальевич вышел из подъезда Казицкого и неторопливо подошел ко мне.
— Дверь была закрыта, — поделился он. — Ключом, между прочим. Никаких царапин, никаких следов отмычек.
Он почесал кончик длинного носа и уточнил:
— Рисунки-то на столе оставались?
— На столе, — поспешила заверить я. — В папке.
— Ну да, ну да, — пробормотал Олег Витальевич. — В папке.
Посмотрел на меня и сказал в полный голос:
— Нет там папки.
— Как? — поразилась я. — Была же!
— А теперь нет. Кстати, а что твой спаситель Слава делал возле этого дома после двух часов ночи?
Я задумалась. Этот вопрос как-то не приходил мне в голову.
— Не знаю…
— Вот и я не знаю.
Олег Витальевич немного помолчал и сказал своим обычным благожелательным тоном:
— Ира! Занимайся хозяйством! Ты в отпуске!
— Скучно, — пожаловалась я.
— Неважно. Если ты еще раз сунешь свой нос не в свое дело, то я сделаю то, что не успел Верховский.
— То есть?
— Шею тебе сверну, — ласково ответил гость.
Сел в потрепанную «четверку» и уехал прочь.
Я вернулась домой. В душе бушевал пожар. Нет на свете справедливости!
Я рискую собственной шеей, помогая следователю, а он мне обещает эту шею свернуть! Свинство, вот как это называется!
Я набрала домашний номер Олега Витальевича. Юля ответила немедленно, словно сидела у аппарата.
— Да…
— Юль, это я.
— Рассказала? — спросила подруга без предисловий.
— Только что выпроводила твоего домохозяина, — ответила я неприязненно. И пожаловалась.
— Неблагодарный он какой-то! Занялась бы перевоспитанием!
— Да? — удивилась Юля. — Не заметила. По-моему, наоборот, очень воспитанный и вежливый человек…
— Не заметила, — повторила я реплику подруги язвительным тоном. И попросила:
— Юль, не говори ему ничего про принца Дании.
— Ира!
— Юль, я еще сама не знаю, важно это или нет, — повысила я голос. — Вот вспомнишь, тогда я пойму…
— И расскажешь Олегу Витальевичу?
— В ту же минуту! — с жаром пообещала я.
— И сама ни во что не полезешь?
— Клянусь, не полезу!
Юля помолчала и ответила на пару тонов ниже.
— Ладно.
Немного подумала и пожаловалась:
— Самое странно, что у меня есть какие-то ассоциации на принца Дании. Только не могу вспомнить, какие.
— Вспоминай! — приказала я и повесила трубку.
Два дня после нашего разговора я честно старалась вести образ жизни нормальной российской домохозяйки. Перестирала все залежи грязного белья. Перемыла окна. Перестирала занавески. Устроила в доме генеральную уборку. Разморозила холодильник. Приготовила обед. Перебрала книги и почистила их с помощью пылесоса.
Все. Больше дел не оставалось.
На третий день я проснулась с чувством глубокого неудовлетворения. Квартира сияла сказочной, невозможной чистотой. По образному выражению моей покойной бабушки, просто плюнуть было некуда. Пахло свежестью и чистыми занавесками.
«Чем бы заняться? — подумала я. — Перегладить белье?»
И вспомнила, что это я уже сделала вчера.
Я присела на диване и мрачно подперла рукой подбородок. Убрала, постирала, приготовила обед и перегладила белье. Ужас. Заняться нечем.
Как была, в пижаме, переместилась на кухню и, неумытая и непричесанная, плюхнулась на табуретку.
Пойти, что ли, погулять?
— Доброе утро, — сказал папочка, появляясь в дверях.
— Привет, — ответила я мрачно.
— Будем пить чай?
— А как же!
— Я могу сам все приготовить.
— Будь добр.
Папочка занялся хозяйством, а я удалилась в ванную. Настроение было таким гнусным, что не хотелось даже умываться. Но я преодолела уныние и привела себя в надлежащий вид.