— Звёздная! — обманчиво сладеньким голосом пропела Грымза, завидев Свету на своём пути. — Куда это ты собралась? И что у тебя за вид, почему не в форме?

— Здравствуйте, Валерия Павловна, — пробормотала Света в замешательстве, только сейчас сообразив, что явилась в школу в домашнем лёгком платье. — Мне… домой нужно. Я портфель забыла.

— А голову не забыла? — Грымза упёрла руки в крутые бока. — Или у тебя со всеми твоими съёмками окончательно память отшибло? Нет, вы посмотрите-ка на неё только — явилась первого сентября на праздничную линейку, как лахудра! Что ты о себе возомнила?

— Извините, Валерия Павловна, — обречённо пробормотала девочка, думая только об одном — как бы поскорее улизнуть. Завучиха же не планировала отпускать её так быстро, продолжая увлечённо распекать и читать нотацию.

— Ты же девочка! Неужели тебе не стыдно за свой вид? За свою несобранность и расхлябанность? За эти распущенные патлы! А ведь ты, дорогуша, перешла в десятый класс! Дотянешь ли ты такими темпами до выпускного?

— Извините, Валерия Павловна, — повторила Света, думая о том, что мама сейчас сидит на кухне совершенно одна, несчастная, покинутая, и, наверное, продолжает плакать…

Неизвестно, как долго продолжалась бы эта пытка, если бы Грымзу не окликнул проходящий мимо учитель труда. Ему немедленно нужно было выяснить какой-то важный вопрос, и на некоторое время завучиха отвлеклась от нерадивой ученицы. Воспользовавшись этой паузой, Света тут же дала дёру.

К тому моменту, когда она вернулась домой, мама уже не рыдала. Она сидела за кухонным столом, уставившись в одну точку, и что-то напряжённо обдумывала.

— У них это началось ещё на турбазе, — сказала она вдруг. Светка побледнела: на секунду ей показалось, что мать имеет в виду Даню и Шурика, и только потом сообразила, что речь идёт об отце. — Точно, на турбазе. Они ведь постоянно то покурить вместе выходили, то за водой, то до туалета он Любку провожал — она, видите ли, боялась идти туда одна, в темноте… Если бы они начали спать ещё тут, в городе, я бы непременно это заметила. Но подумать только, как спелись за эти две недели! — похоже, мать не отдавала себе отчёта в том, с кем разговаривает, и что подобные подробности вовсе не предназначены для ушей несовершеннолетней дочери. Света опустила голову. Было ужасно неловко и стыдно. И… почему-то было жаль отца.

Девочка верила, что он обязательно появится и всё-всё ей толком объяснит. В конце концов, уходят от жён, а не от детей. Разве они с Тёмой в чём-то перед ним провинились, за что он наказывает их своим молчанием?

Однако прошёл один день, затем второй, третий… Отец не объявлялся и не предпринимал попыток как-то связаться со Светой или Тёмой, даже не позвонил ни разу. Словно вовсе забыл о них, вычеркнул из сердца.

Света тайком от матери сбегала к нему на работу, где её ожидал очередной неприятный сюрприз: оказывается, отец уволился по собственному желанию, и где сейчас работает — неизвестно. Бывшие папины коллеги, такие же водители автобусов, виновато разводили руками и опускали глаза. Вероятно, они уже были наслышаны о том, что их товарищ поменял не только работу, но и семью… Подобные вести в маленьких городках распространяются моментально. Тем более, отец с тётей Любой и не думали скрываться: знакомые уже много раз видели их вместе, разгуливающих под ручку. Иногда вдвоём, иногда с Шуриком. Ну просто семейная идиллия!

Нужно было окончательно принять этот факт и привыкать к жизни втроём. Только Света, мама и Тёма.

Спасибо Дине Наумовне, которая через знакомых врачей выправила для матери липовый больничный. Попросить у неё такую же справку себе, для школы, Света постеснялась, хотя ей это явно не помешало бы. Не было сил ходить на уроки, записывать за учителями какие-то бессмысленные фразы, выполнять домашние задания и отвечать у доски.

Однако следовало встряхнуться, собраться и взять себя в руки. Света понимала, что если начнёт предаваться унынию, подобно матери, ничего хорошего из этого не выйдет. Требовалось ходить в магазин, готовить еду, стирать одежду… словом, полностью взять на себя все материнские обязанности. Да и Тёму необходимо было каждый день отправлять в школу. Из-за особенностей своего психического развития он был совершенно несамостоятелен в этом плане: его надо было отводить на занятия и приводить буквально за ручку, а дома стоять над душой, напоминая, чтобы он сделал уроки. Сам он вечно витал в облаках, опаздывал, забывал собрать учебники и тетради в портфель, ленился выполнять домашнее задание… При всём этом, он был на диво сообразительным и умненьким мальчишкой. Если бы не его всеобщий пофигизм и расслабленность, Тёма вполне мог бы выйти в круглые отличники и стать гордостью школы.

Из-за свойственного ему невнимания к мелочам быта и окружающей повседневности брат даже не сразу заметил, что отец уже несколько дней не появляется дома, а из квартиры исчезли все его вещи.

— Где папа? — наконец, спросил он как-то вечером, сосредоточенно возводя башню из своего любимого конструктора. Света похолодела и с опаской взглянула на мать.

— Папа с нами больше не живёт, — отозвалась та ровным голосом. — Он сейчас живёт у тёти Любы Костровой.

— Почему? — удивился Тёма и даже оторвался на мгновение от конструктора, настолько услышанное не укладывалось в чёткую картину его представлений о мире.

— Она теперь его жена. А Саша — его дочь, — терпеливо пояснила мама, но губы её уже начали предательски подрагивать.

— Тёмочка, а построй мне подъёмный кран! — Света попыталась отвлечь братишку от провокационных вопросов, но тот всерьёз заинтересовался новой для него темой.

— Разве так бывает? — уточнил он недоверчиво. — Ну, чтобы можно было менять и жён, и мужей, и детей?

— Бывает, — сухо отозвалась мать. Тёма глубоко вздохнул, осмысливая новую полученную информацию.

— Я не хочу жить без папы, — вздохнул он наконец. — С ним было весело. А можно, мы со Светкой тоже переедем туда? — бесхитростно спросил он, и глаза его оживлённо заблестели. — Пусть тётя Люба будет нашей мамой.

Это моментально взбесило мать, которая все эти дни пребывала в несколько заторможенном состоянии. Теперь же казалось, что вопрос Тёмы вновь разбудил спящий внутри неё вулкан.

— Да уходите! Валите все к папочке! — кричала она, распахивая трясущимися руками дверцы шкафа и беспорядочно швыряя на пол одежду детей. — Вперёд, вперёд! Любка вас встретит с распростёртыми объятиями! Давайте, и не возвращайтесь назад!

Светка изо всех прижимала к себе насмерть перепуганного этой сценой братишку и тщетно уговаривала маму успокоиться. Она громко, стараясь перекричать её, убеждала, что никуда уходить они не собираются, что они её очень любят, но мать не слушала. Тёма бился в истерике, мама кричала, а Света металась между двумя родными людьми, пытаясь утихомирить обоих и мечтая только об одном — умереть в ту же секунду, чтобы ни видеть и не слышать больше ничего этого.

Безобразную сцену прервало появление Дины Наумовны, мамы Дани. Моментально окинув взглядом поле боя и оценив обстановку, она увела мать на кухню и попросила Свету помочь братишке умыться и уложить его спать.