Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Присяжные признали его виновным, даже не удалившись на совещание для обсуждения вердикта, и приговорили его к пяти годам каторжных работ. Среди тех, кто протестовал против приговора, был Ленин: «Маклин сидит в тюрьме за то, что выступил открыто, как представитель нашего правительства, а мы никогда не видели этого человека, он никогда не принадлежал к нашей партии, он – любимый вождь шотландских рабочих, и мы с ним соединились»{82}.
Если бы после 1919 г. этот дух и эта непримиримость распространились беспрепятственно, исход Всеобщей стачки 1926 г. мог бы быть иным. Но этому не суждено было случиться. Более того, государство оказалось готово к бою. 31 января 1919 г. Черчилль отдал приказ о введении в Глазго частей британской армии. Они заняли площадь Короля Георга с танками и пушками наготове. Была использована сила, и воспоминания об этом во многих шотландских семьях сохранились надолго – и передавались из поколения в поколение.
Черчилль, со своей стороны, никогда не испытывал проблем с тем, чтобы в своем поведении руководствоваться своим разумом. Во многих отношениях он являлся живым символом соглашения, заключенного между земельной аристократией, представителями аграрного бизнеса и буржуазией – как финансовой, так и промышленной – с момента возникновения последней. Он с непередаваемой легкостью переходил из одной партии в другую, с одного министерского поста на другой.
В ноябре 1924 г. Черчилль был встревожен приходом к власти лейбористов (пусть и в качестве правительства меньшинства). Британские спецслужбы исполнили свой долг, спровоцировав падение правительства с помощью фальшивок, призванных разоблачить премьер-министра Рамсея Макдональда как скрытого большевика[124]. Предчувствуя закат либералов, Черчилль вновь стал консерватором и смог пробраться на пост канцлера казначейства. Насколько хорошо он разбирался в финансах и экономике? Он в них никак не разбирался. Первое, что он сделал, – поссорился со своими собственными сотрудниками, полагавшими, что первый сверстанный им бюджет подразумевает заведомую невозможность его исполнить. Постоянный секретарь казначейства сэр Уоррен Фишер доверительно сообщил Невиллу Чемберлену, что Черчилль «сумасшедший… безответственный ребенок, а не взрослый человек». Высокопоставленные сотрудники чувствовали себя подавленно: «Они просто не понимали, какие задачи перед ними стоят и какую новую затею предложит У. Ч.»{83}.
Затем Черчилль поспорил с Чемберленом, руководившим в то время министерством здравоохранения, по вопросу социальных реформ, которые последний считал необходимыми для улучшения повседневной жизни рабочих. Чемберлен предлагал реформы, связанные с законом о бедных, местным налогообложением, медицинским страхованием и созданием местных органов здравоохранения. По его плану в течение трех парламентских сессий нужно было рассмотреть двадцать три законопроекта. Черчилль выступал против этих мер, заявив лорду Солсбери, что «богатые – бездельники они или нет – в нашей стране и так уже обложены налогами до той самой высокой отметки, которая еще позволяет накапливать капитал в целях дальнейшего производства».
Но это было лишь прелюдией к главному финансовому безумию в его исполнении: возвращение в 1925 г. к золотому стандарту на основе довоенного паритета привело к быстрому погружению в длительный экономический кризис. Черчилль объяснил свою приверженность идеям, за которые агитировала клика крупных банкиров – при поддержке Монтегю Нормана, управляющего Банком Англии, – своим желанием предотвратить расползание Британской империи: «Если бы мы не предприняли этот шаг, его предприняла бы без нас вся остальная Британская империя и к золотому стандарту все равно бы пришли – но уже на базе не фунта стерлингов, а доллара». За первенство придется заплатить высокую цену.
Ведущий либеральный экономист того времени Дж. М. Кейнс прозвал Черчилля «злым канцлером». В серии статей, отвергнутых доусоновской The Times и опубликованных в Evening Standard лорда Бивербрука, Кейнс жестко раскритиковал предложение вернуться к золоту. Он понимал, что у Черчилля «отсутствовало чутье в финансовых вопросах» и что банкиры просто «продавили» это решение.
Статьи Кейнса вышли вскоре после публикации его же памфлета, озаглавленного «Экономические последствия деятельности мистера Черчилля» (The Economic Consequences of Mr Churchill), в котором он ругал правительство, с искусностью детектива демонстрировал ошибки его экономической политики и подчеркивал, что «улучшение обменного курса на 10 процентов влечет за собой 10-процентное сокращение поступлений в фунтах стерлингов от наших экспортных отраслей». Он с осуждением указывал на несправедливые последствия такого шага для рабочих – сокращение на 10 процентов их заработной платы – и задавался вопросом о том, каким образом кредитные ограничения повлияют на снижение заработной платы, на который сам же и отвечал, подчеркивая, что именно горняки станут главными жертвами:
Прежде всего это означает сознательное повышение уровня безработицы. Смысл кредитного ограничения в таком случае состоит в лишении работодателей финансовых средств для найма рабочей силы при существующем уровне цен и зарплат. Единственный способ, которым эта политика может достичь своей цели, – это ничем не ограниченный рост безработицы до тех пор, пока рабочие, столкнувшиеся с полным отсутствием альтернатив, не окажутся вынуждены соглашаться с понижением заработной платы… Дефляция не снижает заработную плату «автоматически». Она снижает ее, провоцируя безработицу… Горе тем, чья вера предписывает использовать это средство для усугубления депрессии… Как это происходило с другими жертвами экономических кризисов в прошлом, горняков поставят перед выбором между голодной смертью и подчинением, а плоды их подчинения, к своей выгоде, пожнут другие классы… Есть такая вещь, как социальная справедливость, и она не позволяет оправдать снижение зарплат горняков. Они – жертвы экономического монстра. И они на собственной шкуре испытывают «фундаментальные корректировки», разработанные казначейством и Банком Англии{84}.
Именно эти «фундаментальные корректировки» подготовили почву для массового недовольства трудящихся.
30 июля 1925 г. руководство Федерации горняков встретилось с премьер-министром Стэнли Болдуином, который ясно дал понять, что снижение уровня жизни является необходимым условием для возрождения отрасли, зависящего от роста прибыльности. На следующий день Daily Herald опубликовала дословную расшифровку фрагмента беседы:
ГОРНЯКИ: Но ведь то, что вы предлагаете, означает снижение заработной платы.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР: Да. Всем рабочим в нашей стране придется столкнуться со снижением заработной платы.
ГОРНЯКИ: Что вы имеете в виду?
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР: Я имею в виду, что все рабочие в нашей стране должны смириться с сокращением зарплат, чтобы помочь промышленности встать на ноги.
Чтобы обсудить предложение, подготовить нужный ответ и мобилизовать общественное мнение, у профсоюзов была бо́льшая часть года. Они не успели. В отличие от правительства. Конгресс тред-юнионов, в котором преобладали ультраумеренные силы, не хотел поднимать бунт из опасений потерять то, чего уже удалось достичь за несколько прошедших лет. Тем временем собственники шахт грозили снижением заработной платы, но во избежание беспорядков правительство выделило субсидию, позволяющую хозяевам платить шахтерам по действующим расценкам. В течение этого периода правительством принимались серьезные меры на случай возможной классовой войны. Конгресс профсоюзов между тем расценивал субсидию как свою победу – и палец о палец не ударил, чтобы подготовиться к предстоящей битве. К весне 1926 г. период субсидий закончился.
Вышедший в марте доклад королевской комиссии подлил масла в огонь. В нем говорилось, что собственники вольны поступать так, как им заблагорассудится, что зарплаты должны быть снижены на 13,5 процента и что выделение правительственных субсидий должно прекратиться. Однако при этом авторы доклада возражали против продления рабочего дня, подчеркивая, что это может привести к гибели двух горняков из каждых ста в течение двадцати лет. Они также выступали против явных попыток расколоть Федерацию горняков.
Первоначально Конгресс профсоюзов подталкивал федерацию к компромиссу и принятию выводов комиссии. Но ни шахтеры, ни их руководство не были готовы согласиться с урезанием зарплат. 30 апреля они решили