Таким образом, очевидно, что ни один из предложенных аргументов в пользу хазарской государственной принадлежности всех шести «вариантов» СМК не подтверждает этого тезиса. Все они характерны для культурно-исторической общности, в которую с таким же основанием могут быть включены памятники алан Северного Кавказа и булгар Нижнего Дуная и Средней Волги. Для обоснования государственной принадлежности культуры необходимы неоспоримые факты взаимопроникновения локальных вариантов на более глубоком уровне: культуры, идеологии, письменности, хотя бы администрации.

Понимая это, С. А. Плетнева и ее последователи постоянно пытались найти такие признаки. Сначала было декларировано единство культовых солярных амулетов от Северского Донца до Нижней Волги. Однако при более детальном исследовании амулеты оказались исключительно лесостепного аланского происхождения и хронологически были ограничены концом VIII – первой половиной IX в. Причем большинство амулетов было связано с солярной (то есть этнически индоиранской) символикой: «криволинейные свастики», подвески с сокольими головами, кольца с вписанными в них фигурками всадников на грифонах, изображениями коней[229]. Среди них имеются поразительные параллели с солярными знаками Поднепровья (см. гл. 3).

В одной из последних монографий С. А. Плетнева и А. З. Винников обозначили еще один государственный признак – наличие единой рунической письменности[230]. Однако почему-то авторы принимают в вопросе происхождения этой письменности точку зрения А. М. Щербака и его последователей И. Л. Кызласова и В. Е. Нахапетян, возводящих данную письменность к тюркским рунам. Но ведь известно, например, что А. М. Щербак не только неверно перевел, но даже и неправильно воспроизвел надписи, ибо никогда их не видел[231].

С. А. Плетнева и А. З. Винников доверяют И. Л. Кызласову в том, что «в данное время эти надписи не читаются, поскольку нет объективных данных для их расшифровки»[232]. Интересно, что эти «загадочные» надписи давно прочитаны лингвистом Г. Ф. Турчаниновым. Есть среди них и сделанные на тюркском языке. Правда, саму систему письма выдающийся лингвист идентифицировал как средневековую осетинскую – аланскую, уходящую корнями в скифо-сарматское письмо арамейского дукта[233]. Почему «хазароведы» игнорируют эти выводы (на работы Турчанинова нет ссылок ни у одного из них), понятно: если принять эту концепцию, гипотеза о хазарском государственном характере салтовской культуры разрушается до основания (подробнее см.: часть 3).

«Солярные» амулеты СМК

1-3, 6-10, 12, 13, 15, 17 – из Салтовского могильника;

4, 11, 14, 16, 18 – из Дмитровского могильника; 5 – из Саркела

Но если единство СМК как государственной культуры Хазарского каганата эфемерно, то существенные различия между вариантами проявляются очень ярко.

Более всего очевидны различия между лесостепным, как раз интересующим нас, вариантом и всеми остальными. Для него выделяются следующие типичные признаки:

• в строительстве городищ: белокаменные и бесфундаментные стены (преобладающий признак), сырцовые и земляные стены (встречаются не часто);

• в приемах домостроительства: полуземлянки с очагами и с печами (преобладают), юртообразные полуземлянки;

• в характере поселений: стационарные поселения (преобладают), кочевья;

• погребальный обряд: катакомбные погребения и трупосожжения (преобладают), ямные погребения;

• краниологический тип: долихокраны (преобладают) и брахикраны[234].

В других вариантах из перечисленных признаков отсутствуют: белокаменные городища (кроме степного Подонского варианта), земляные (глиняные) стены (также), полуземлянки с печами (также), трупосожжения (больше нет нигде). В то же время в лесостепном и степном вариантах нет характерных для Дагестана и Нижнего Поволжья сырцово-каменных и каменных построек, жилищ на каменных цоколях.

Из этнообразующих признаков важно то, что определяющим для лесостепного варианта являются катакомбные захоронения и долихокранность погребенных в них и встречающиеся только здесь трупосожжения. Интересно, что некоторые аналогии этим трупосожжениям находятся в Западном Предкавказье[235]. Кроме того, в лесостепи нет свойственных Нижней Волге и Дагестану тюрко-угорских курганов с ровиками (именно в них видят погребения хазар). Последний факт знаменателен: что же это за территория Хазарского государства, куда хазары не доходили?

В число этнообразующих признаков в данном случае может быть включена и лепная столовая посуда. В поселениях лесостепного варианта одним из основных типов лепной посуды были толстостенные большие горшки, сделанные из глиняного теста с примесью шамота. Также попадались кухонные горшки из грубого теста, сделанные на гончарном круге. Гор – шки эти правильной яйцевидной формы, обжиг ровный гончарный, имеется линейный орнамент, нанесенный штампом. Аналогии таким сосудам имеются в синхронных аланских памятниках Северного Кавказа. Столовая посуда степного варианта резко отличается прежде всего менее качественным составом теста, что свидетельствует о попытке заимствования степняками самой технологии.

Еще одним важным признаком является различие в конструкции сыродутных горнов в лесостепном и степном районах. Ведь на ранних этапах развития достижения в таком ремесле, как кузнечное дело, тоже этнически значимы. Кузнец у первобытных народов был фигурой полусвященной. От него во многом зависело благополучие общины. Секреты мастерства передавались из поколения в поколение. Кузница, как правило, находилась на краю деревни; то, что в ней происходило, считалось чародейством, а ее хозяин в эпосах был обычно колдуном, магом. Достаточно вспомнить, что в древнейших поэмах разных народов «первопредками» являлись кузнецы: у греков – Гефест, у карело-финнов – Ильмаринен и т. д. Заимствование кузнечных традиций возможно уже на этапе разложения первобытно-общинного строя, в рамках предгосударственных образований, связанных общими интересами и общим противником. Тогда технологии одного этноса перенимаются соседями, но этот процесс происходит медленно, и наиболее высокие технологии и секреты все равно не выдаются.