— Нет, не надо. Пожалуйста.

Могенс испуганно вздрогнул и обернулся на голос. Хоть он и узнал в нем голос Грейвса, его сердце сильно стучало, пока он всматривался в темноту. Нет, смутное движение ему не привиделось. Шорох повторился, потом заколебалась тень на грани круга света.

— У меня разболелась голова, — продолжал Грейвс. — От света больно глазам.

Могенс пожал плечами. Ему стало неуютно, когда он представил себе, что придется пробираться почти в полной темноте по помещению, усыпанному обломками камня и разбитых статуй, однако по какой-то причине он не посмел ослушаться Грейвса. Вместо того чтобы повернуть выключатель, он ощупью прокрался к нише, в которой Грейвс держал карбидные лампы, и зажег одну из них. Против этого Грейвс, похоже, не возражал, так что со штормовым фонарем в руках он начал осторожно продвигаться по разбросанным тут и там грудам развалин.

— Что такого срочного, что ты послал за мной в столь поздний час?

— Я хотел быть уверен, что мы действительно будем одни, — ответил Грейвс. — Кто-то копался в замке. Они становятся все недоверчивее.

— Хьямс?

— Возможно. Хотя я и Мерсеру не доверяю. Он пьет.

— Тоже мне новость!

Могенс понапрасну пытался четче разглядеть фигуру Грейвса, все приближаясь к нему. Что-то с ней было не так, но что, он не мог сказать. И Грейвс, словно прочитав его мысли, отступил дальше во тьму, так что, когда Могенс подошел совсем близко, от нее все равно угадывалась только тень с расплывчатыми краями.

— Что он там делает в свое свободное время, меня не касается, — продолжал Грейвс. — Но когда я говорил с ним сегодня в обед, от него несло перегаром. Меня бы не удивило, что это он тут вынюхивает.

«И с его голосом что-то не так», — подумал Могенс. Это определенно был голос Грейвса, только с каким-то присвистом и хрипом, будто ему было трудно говорить, а может, даже и дышать. Он спросил себя, уж не болен ли Грейвс.

— Но я не за этим велел Тому позвать тебя, — с трудом продолжал Грейвс. — Насколько ты продвинулся в своей работе, Могенс?

— Я же только начал, ты знаешь.

— И все-таки я прошу тебя поторопиться. У нас мало времени. Сегодня уже тридцатое.

— Ну и что?

— Через несколько дней полнолуние, — напомнил Грейвс. Он оторвался от своего укрытия и странно тяжелыми шагами передвинулся к металлическим вратам. Могенс обратил внимание на то, как тщательно он избегает света: не приближается ни к электрическим лампочкам, ни к лучу его штормового фонаря. — Если мы к этому времени не откроем ворота, придется ждать еще месяц.

— Но все это только теория, — возразил Могенс. — А даже если и так, ты ведь уже год ждешь, чтобы их открыть. Так подождешь и еще месяц, какая разница!

— Может, и никакой, — ответил Грейвс. — А может, разница как между победой и поражением, Могенс. Между успехом и крушением.

— С каких это пор у тебя склонность к мелодраматизму? — сыронизировал Могенс.

— Да нет, это я не всерьез, — отступил Грейвс. — Просто я не уверен, как еще долго все это здесь простоит, по крайней мере, в том виде, как сейчас.

— Что ты имеешь в виду? — Могенс был сбит с толку.

— Горькую правду, как она есть. — Грейвс отступил на шаг от гигантской металлической створки, повернулся к Могенсу и вздохнул: утробный хрипловатый звук, от которого Могенса бросило в дрожь. — Ты помнишь, о чем рассказывал Том, Могенс? О болоте и о кладбище, которое постоянно тонет?

Могенс кивнул.

— Кладбище — не единственное, что затапливается, — еле слышно сказал Грейвс.

Прошло не меньше минуты, прежде чем Могенс сообразил, о чем говорит Грейвс.

— Ты думаешь…

— Все здесь постепенно погружается в землю. Тебе никогда не приходило в голову, почему создатели этого храма не пожалели сил соорудить его под землей? — Грейвс помолчал. — Я думаю, все происходило не так. Все эти сооружения были построены на земле, может быть, высечены в скале, а может, возведены, как пирамиды ацтеков и инков. С течением тысячелетий они уходили под землю, медленно, но неумолимо. Возможно, это длилось неисчислимое количество тысячелетий, но однажды они были окончательно погребены, и люди их забыли. — Он выдавил что-то вроде смеха. — Когда наши предки пришли на эти земли и обустроили кладбище, они и понятия не имели обо всем этом здесь. Да и с чего бы?

— Даже если это было и так… — начал Могенс, но Грейвс оборвал его.

— Теперь все идет быстрее, Могенс. Не знаю почему, но процесс ускорился. Болоту потребовалось не одно тысячелетие, чтобы поглотить этот храм, и едва ли сто лет, чтобы добраться до кладбища. Когда я был здесь в первый раз, лестница, по которой ты спускался, была на две ступени короче.

— Но как такое возможно?!

— Не могу сказать, — ответил Грейвс. — Все, что я знаю, это то, что нам остается не много времени. Я не уверен, что мы можем ждать до следующего полнолуния.

— Ты понятия не имеешь, чего от меня требуешь, — вспылил Могенс. — Здесь все совершенно неведомое. Возможно, мы с тобой на самом деле первые из людей, кто это видит, на протяжении тысячелетия, а то и более того. Какой бы культурой все это ни было создано, она давным — давно ушла в небытие.

— Знаю.

— Но, пожалуй, не знаешь, что это значит, — раздраженно сказал Могенс. — Никто ничего подобного не видел, а это значит: нет ни соответствующей литературы, нет исходных данных, нет никого, с кем бы можно было проконсультироваться.

— И тем не менее тебе удалось разгадать значение этой письменности.

Могенс оторопел:

— Откуда ты знаешь?

— А разве не так?

— Я расшифровал пару слов и несколько символов, это правда, — признал Могенс. Он был столь же потрясен, сколь и разочарован, но, кроме того, он чувствовал глубоко внутри вскипающую ярость. Он ни с кем не делился своими успехами в процессе работы. Ни с кем! Даже с Грейвсом. А это значило, что он вел за ним слежку. И не трудно догадаться, кто был шпионом.

— Не надо отрывать бедному Тому голову, Могенс, — хмыкнул Грейвс. Очевидно, угадать его состояние Грейвсу сейчас не составляло труда. — Мне пришлось сильно надавить на него, чтобы что-то выпытать. Похоже, парень без ума от тебя. Так ты добился успехов?

— Слишком не обольщайся, — огрызнулся Могенс. — Я уже сказал: мне кажется, я расшифровал значение некоторых символов, но это вовсе не значит, что я могу читать тексты на этом языке. Если речь здесь вообще о языке. А даже если бы и мог, — поспешил он предостеречь на повышенных тонах, когда Грейвс собрался что-то сказать, — это тоже ничего не значит.

— Как так? — задохнулся Грейвс.

— Возьми, к примеру, древних римлян и греков. Их языки давно известны, сегодня их учат в школе. И все-таки далеко не все тайны этих великих культур разгаданы, и существуют письменные свидетельства из ранних эпох, которые мы до сих пор не можем прочитать. А это здесь… это здесь совершенно другое. Сотни исследователей должны будут трудиться не одно десятилетие, чтобы объяснить значение одной этой палаты. А ты ждешь от меня, что я сделаю это за четыре-пять дней? — Он покачал головой. — Нет, Джонатан, то, что ты требуешь, невозможно.