— Виталий Сергеевич, как же я люблю тебя посещать, когда твоей секретарши нет в приемной, — прокричал Мирослав сразу, как зашел в кабинет с настежь распахнутой дверью. Хозяина кабинета видно не было, и Соколовский, не дожидаясь особого приглашения, опустился в стул у большого рабочего стола.

Через пару минут в кабинете появился и сам Самойлов. Мужчина вышел из удаленной части, скрытой за дизайнерским выступом стены. Кабинет у Виталия был довольно своеобразным. Можно жить неделями, у него там и кровать, и душ, и боксерская груша — последнюю, кстати, было видно с самого входа. Мирослав долго думал, что это этакий предмет устрашения для конкурентов, но нет… Безумно необходимая вещь, без которой Виталий ни дня не обходился.

— Еще бы она просиживала свой зад тут на выходных. В будни-то ее хватает настолько, что у меня уши в трубочку сворачиваются.

Виталий начал застегивать распахнутую рубашку, затем закатал рукава и уселся в свое величественное кресло.

— Почему ты ее не уволишь?

— Ее наставница меня не простит. А это лишняя проплешина не только от нее, но и от матери.

Мирослав вспомнил Олимпиаду, мать Самойлова, и не смог сдержать улыбки. Железная леди в дизайнерской одежде и с волосок к волоску шишкой на голове. Ее было просто невозможно не бояться. Вот Самойлов в сорок лет и опасался гнева собственной матери.

— Виталий Сергеевич, — спрятав улыбку и скрестив ладони на коленях, подался вперед Мир, — меня дома ждут. Если какие-то экстраважные проблемы, то давай сразу же их и обсудим.

— Очень важные, — хмыкнул Виталий, — скажи мне, Мирослав, что это?

Самойлов достал из ящика красочное приглашение на свадьбу и кинул его на поверхность стола.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Надо же. Мирослав не ожидал от Самойлова такого неравнодушия. Соколовский, скрестив руки на груди и ехидно улыбнувшись, ответил:

— Приглашение на свадьбу. Я думал, что мы выбрали понятный почерк. Да и надпись все же на русском.

Самойлов подался вперед, а Мир состроил беззаботное выражение лица и продолжил наблюдать за столь интересным и непредсказуемым поведением Виталия. Как же все-таки меняются некоторые мужчины с появлением в их жизни жен.

— Ты меня совсем за дурака держишь? Я прекрасно вижу, что это приглашение.

— Тогда какие вопросы, Виталий Сергеевич?

— К какой такой матери вы женитесь? Как Огнев это вообще допустил?

— А вот это уже обидно. — Соколовский склонил голову набок и встретился взглядом с Самойловым, тот словно сканировал его.

Ну что ж… Ищи-ищи… Что ты там найти хочешь.

— Я тебя попросил ей помочь, Мир. Я понимаю, что ты всегда и во всем ищешь свою выгоду, но тут можно же было просто помочь девочке. Бескорыстно. Как я тебе однажды.

Мирослав стойко выдержал осуждающий и даже разочарованный взгляд Самойлова и лишь потом ответил:

— Ты не говорил, что для тебя это настолько важно.

— А если бы сказал? Что-то изменилось бы?

— Нет, — твердо ответил Мирослав, не собираясь отнекиваться.

— Тогда к чему все это? — Виталий развел руками.

— А я понятия не имею, Виталий Сергеевич, для чего ты меня вызвал и все это говоришь. Я тебя уважаю и очень тебе благодарен. Но любая благодарность имеет свой срок. Зачем мне терпеть твои непонятные нападки?

— А ты теперь решил стать еще круче и независимее, — усмехнулся Виталий, — с твоим-то тестем? Что, быком-осеменителем себя возомнил?

— Надо будет — стану быком-осеменителем. Тебя это никак не касается. Это дела моей семьи, и со своим тестем, если надо будет, я разберусь сам. Если ты хотел поговорить лишь об этом, то я пойду. Меня невеста в кровати, знаешь ли, дожидается, пока я тут штаны с тобой протираю.

— Да никаких других дел у меня к тебе нет. — Самойлов откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. — Сам виноват, что не предупредил. Но ведь никогда не поздно. Девочку не обижай. Иначе, Мир, тебе даже отец не поможет.

— Только не надо всего этого.

Соколовский поднялся со стула и, не прощаясь, вышел из кабинета. Привычная выдержка трещала по швам. Какого черта Самойлов говорил, что ему делать, а чего не делать. Как будто Мирослав нуждался в наставлениях.

Не обижать Ласку. Смешно. Дико смешно. Чтобы он — и обидел Славу? В груди сразу все огнем начинало гореть, стоило только представить, что кто-то мог обидеть Огневу. А еще хуже, если он сам.

Сжал ладони в кулаки, пока спускался в лифте. Соколовскому показалось, что прошла целая вечность, он стоял как истукан в стеклянной клетке, тогда как все его естество стремилось к Снежной королеве. Его Снежной королеве.

Слава все еще спала, подоткнув ладони под голову. Да она скорее Спящая красавица. Темные ресницы подрагивали, а на лице царило безмятежное выражение.

Мирослав наклонился и провел носом по ее щеке, Ласка тут же улыбнулась. Не спала, чертовка.

— Я тебя люблю, — шепнул он ей на ухо и тут же поцеловал нежную бархатную кожу.

— Что? — удивленно переспросила девушка, но Соколовский лишь лег поудобнее, подмял Ласку под себя и уткнулся в ее волосы носом.

На всю эту белиберду с признаниями он не подписывался. Но почему же не сказать то, что само срывалось с губ. Повторять спонтанное признание он не собирался, но несмотря на это крепче прижал к себе Огневу. Благодаря про себя случай и все того же Самойлова, который его так взбесил и вывел на эмоции. Ведь, если бы не Виталий, неизвестно, пересеклись бы они со Славой или нет.

А сейчас для Соколовского все было четко и ясно, как никогда. Он постоянно планировал свое будущее, корректировал планы, заменяя их более выгодными и удобными. А сейчас, казалось бы, у него не осталось никаких планов, кроме Ласки. Кроме его девочки. Она для него один сплошной невыполнимый план. И все.

— Расскажи мне про брата, — тихо попросила Слава, а Мир словно очнулся от помутнения. Он забыл рядом с Лаской обо всем.

— Что? — нехотя ответил, попутно придумывая, как можно перевести тему.

— Вы вместе росли в детском доме?

— Нет, Ласка, давай не сейчас… — он не хотел говорить о брате. Возможно, когда-нибудь… — Правда, давай не портить друг другу настроение. У меня вообще-то сегодня выходной и куча планов на тебя.