Мейкпис вспомнила фрески в комнате с картами, яркие синие и красные пятна и миниатюрные армейские шатры, аккуратно расставленные в ряд, словно их рисовали с большой высоты.

Этот армейский лагерь с шатрами из выцветшей парусины, с неухоженными лошадьми и истоптанной землей в сравнении с тем был поразительно реальным и источал целую гамму запахов: отсыревшей золы, пороха, масла и лошадиного навоза. В лагере было на удивление много женщин. Кто-то драил горшки, кто-то таскал воду или дрова, некоторые кормили грудью крошечных младенцев. Обстановка была хаотична и грубо обыденна.

В жилах часовых, стоявших посреди дороги хотя и навытяжку, но без всякой помпы, с убогой неприкаянностью бродячих собак в летний день, текла настоящая кровь, которую можно пролить. В их мушкетах настоящие пули, которыми можно стрелять. Стрелять в нее. В конце концов, кто она сейчас? Авантюристка. Информатор. Шпионка.

– Приготовьте бумаги, – велела Хелен, – и снимите маску от солнца. Помните, куртизанки тоже носят маски, а мы никогда не пройдем мимо часовых, если нас примут за таковых.

В желудке у Мейкпис постепенно словно скапливалась кислота, пока они медленно подъезжали к ожидавшим мужчинам. Те, прикрывая глаза от солнца, щурились на женщин. У двоих были мушкеты. Солнце с ленивой злобой поблескивало на металле.

– Куда направляетесь? – спросил часовой.

– В Оксфорд, – ответила Хелен с поразительной уверенностью.

Часовые искоса оглядели фургон и снова уставились на Хелен и ее «служанок». Вряд ли их можно принять за фермеров, везущих товары на рынок!

– Простите, мистрис, но никому не позволено снабжать вражескую армию.

– Прочтите это. – Хелен предъявила документ. – У меня разрешение парламента. Видите, в этом письме упомянуты бочонки.

Первый часовой озадаченно моргал, рассматривая бумаги, и Мейкпис ощутила укол сочувствия, когда он передал документ следующему в ряду. Бумагу быстро вручили самому высокому часовому, очевидно единственному в группе, который умел читать.

– Так… Вы прачка?

– Придворная прачка, – уточнила Хелен со спокойной многозначительностью. – Я служу королевской семье и придворным дамам.

– И в этих бочонках мыло?

Часовые пялились на нее со странной смесью враждебности, сомнения и почтения. Хелен разве что не объявила себя роялисткой! И все же она была благородной дамой, предъявившей письмо от парламента.

– Лучшее кастильское мыло, сваренное с чистейшей золой чертополоха, – пояснила Хелен. – Видите оттиски пробы на бочонках?

– Испанская дрянь, – пробормотал часовой – Разве в Оксфорде не хватает мыла или прачек?

– Конечно, хватает, – немедленно ответила Хелен. – Но, кроме меня, никто не подходит для стирки одежды его величества. Воображаете, что он наймет какую-нибудь старую клячу, чтобы терла его шелка бараньим жиром и желчью?

«Сейчас мы умрем, – думала Мейкпис со странным спокойствием. – Наша легенда абсолютно безумна».

Письмо от парламента вполне могло оказаться подделкой. Часовые наверняка догадаются и тогда позовут офицера, а всех пассажиров фургона арестуют. Она остро ощущала жар солнца на щеках, вес золота, спрятанного в одежде, вонь запекшейся грязи.

Одинокий стервятник кружил в летнем голубом небе. Интересно, шпионов расстреливают или вешают?

Часовые тихо совещались, иногда бросая взгляды на женщин в фургонах. До Мейкпис донеслось слово «обыск».

– Я? Нет, – промямлил один. – Не стану щупать королевскую прачку!

Второй откашлялся.

– Нам нужно заглянуть в бочонки, мистрис.

– Конечно, – согласилась Хелен.

Самый молодой часовой подошел и выкатил один бочонок из фургона, после чего аккуратно открыл крышку. Мейкпис, сидевшая ближе остальных, ощутила отчетливую вонь дыма и оливкового масла. И действительно, бочонок был до краев набит бесформенными, жирными, белыми кусками мыла, глянцевыми и скользкими от жары. Молодой часовой неохотно наклонился и с брезгливой гримасой поворошил их рукой.

– Заканчивай быстрее, – крикнул кто-то из приятелей.

– Похоже на мыло, – объявил он, наморщив нос. – И смердит, как мыло.

– Вряд ли оно так уж поможет вашим врагам, – предположила Пег. – Или они сражаются лучше, когда чисто вымыты?

Часовые угрюмо оглядели очередь, успевшую скопиться за фургоном. Перевели взгляды на множество бочонков.

– Ладно, ладно, – пробормотал тот часовой, что умел читать. – Пропустите их.

Пег прищелкнула языком и взмахнула поводьями. Смирные лошадки снова потрусили дальше.

Мейкпис осознала, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Небо было ослепительно-синим, а на ее ладонях краснели крошечные полумесяцы от впившихся ногтей. Она ощущала странный прилив энергии.

– Где вы достали письмо? – прошептала она, как только они отъехали на достаточное расстояние.

– В парламенте. О, оно абсолютно подлинное, – заверила Хелен.

– Вам дали специальный пропуск как прачке?

– Конечно. Он король, – криво улыбнулась Хелен. – Помазанник Божий. Они не могут не почитать короля, даже если сражаются против него. Оставить его барахтаться в грязи будет настоящим кощунством.

– Они хотят, чтобы его величество потерпел поражение и повиновался. Но не хотят, чтобы от него дурно пахло, – пояснила Пег. – Вот это и есть мир во всем своем шутовстве. Армии могут сходиться в бою, сотни людей могут гибнуть, но обе стороны согласны: король должен иметь возможность стирать чулки.

Мейкпис понимала, что мир перевернулся и больше никто не уверен, какой путь истинный. Правила нарушались. Но никто не знал, какие именно. Если ты обладаешь достаточной уверенностью, можешь вступать в игру и действовать, словно знаешь все новые правила, и другие люди тебе поверят.

Миновав кордоны парламентских войск, они добрались до ровной широкой долины с расположенной там деревней Уитли. Когда-то через сверкающий изгиб Темзы был переброшен древний каменный мост, но теперь часть его была разрушена и на дальней стороне провала был укреплен импровизированный подъемный мостик.

Солдаты, охранявшие переправу, принадлежали к роялистским войскам из Оксфорда, так что их легко убедили опустить мостик, на который и вкатился фургон. Лошади с трудом потащили повозку вверх по крутому холму. Когда дорога пошла вниз, Мейкпис впервые увидела город в долине: в просветах между деревьями виднелись силуэты церковных башен и шпилей, коричневатый камень и клочковатые голубые пряди дымков из труб.

– Не так давно это было прекрасное графство, – пробормотала Пег.

Сейчас окрестности Оксфорда выглядели так, словно настал конец света. Луга и пахотные земли были изрыты, разорены и истоптаны копытами, будто здесь проскакали четыре всадника Апокалипсиса. От рощ остались одни пни. А среди комьев развороченной земли посверкивали лужи, отражавшие клочки неба.