— Джон приехал, — кричит снизу мама.

Я хватаю свою пляжную сумку и спускаюсь вниз, где он уже дожидается меня. На нем белые брюки из хлопчатобумажного твида и голубая рубашка. Он уже успел загореть, и выглядит как один из тех состоятельных повес, которых можно увидеть на страницах журнала «Лайф» на террасе их вилл на острове Капри.

— Прекрасно выглядишь, — говорит он и целует меня в нос.

— Ты тоже.

Джон берет у меня пляжную сумку, отказываясь от настойчивых просьб мамы взять с собой немного еды.

— Спасибо, миссис Сартори, не нужно, мы перекусим в кафе рядом с пляжем.

— Хорошо, — уступает мама.

В машине Джон с восторгом рассказывает о деле, которое он затеял с питомником в Нью-Джерси. Контракт с прежним исполнителем истек, поэтому Джон хочет заключить новый на свое имя.

— Есть какое-нибудь дело, которое был бы тебе не под силу? — спрашиваю я.

— Что ты имеешь в виду? — обиженно смотрит на меня Джон, а потом опять начинает следить за дорогой.

Папа все еще уверен, что Джон тратит попусту свое время в ресторанах и предпочитает вечеринки честному дневному труду. Папа сказал мне, что Джону нужно начать заниматься каким-то одним делом, а не ввязываться во все, что попадается под руку. Я пыталась убедить папу, что для строительства отеля в Манхэттене необходимы связи, которые как раз и приобретаются в ресторанах, где собирается вся элита города. Теперь я говорю:

— Дорогой, я просто хотела сказать, что у тебя много дел. Вот и все.

— А. Хорошо, понятно, — немного расслабляется. Джон. — Это большой город, и здесь очень много возможностей. Я столкнулся с одним из заместителей мэра в ресторане отеля «Тафт» — они все там завтракают — и завел с ним разговор о яичнице-болтунье у буфетной стойки. Он мимоходом упомянул о контракте на поставку деревьев для парков. Я сделал несколько звонков, и вот у меня небольшое дельце с нашей администрацией.

— Здорово, — легонько сжимая его руку, говорю я.

Джон улыбается мне, радуясь, что я одобряю его планы. Я никогда не говорила ему о том, что чувствую, когда он заводит разговоры о делах, а он никогда не спрашивал, как я к этому отношусь. Мне казалось, что это плохой знак. Сам он не может понять моих чувств, а я боюсь ему что-либо говорить. Уверена, этот страх уйдет, когда мы поженимся.

Как девушка, которая работает с двадцати лет, я кое-что понимаю в делах. Я, конечно, не знаток, но согласна с папой: единственный способ чего-то добиться — это сосредоточиться на чем-то одном, и делать это лучше других, чтобы стать известным как можно большему количеству людей. Папа рассказал мне, какое значение для покупателей имеет обслуживание, когда им приятно совершать покупки. «Гросерия» отлично обустроена. Здесь покупатели наслаждаются видом великолепных прилавков больше, чем самой едой. А еще папа всегда дает попробовать свои продукты покупателям. Когда я рассказала об этом Делмарру, он стал повторять папин опыт и убедил нас предлагать заказчикам кофе или чай с выпечкой, когда они приходят на примерку. Забота о заказчике — чрезвычайно важное дело.

Джон оставляет машину у границы резервации Монток.[41]В придорожной палатке мы берем по хот-догу и содовой, а потом долго идем пешком до пляжа. Там мы забираемся на самую верхушку старого маяка, а потом гуляем по прилежащему к пляжу парку. Из парка идем в городок и любуемся местными домами, окна которых выходят на океан. Джон отмечает, насколько эти дома разные по стилю, и спрашивает меня, который мне больше всего по душе. Как здорово, что он представляет нас вместе в одном из таких домов, какие я могла видеть только на страницах журналов. Я думаю о Данте Де Мартино, который мечтал, чтобы я прожила до конца дней своих в доме его родителей, и лишь изредка выезжала на Кони-Айленд. Данте даже и вообразить себе не мог такую жизнь, какая будет у меня с Джоном.

Мы не единственные, кто на обратном пути решил зайти на открытый блошиный рынок и разведать, какие сокровища он скрывает. Люди побросали свои машины прямо на газоне, а сами слоняются повсюду. На кресле-качалке прикреплена маленькая табличка: «Продается».

— Вот почему сюда всех так тянет, — заговорщически шепчет Джон. — Кто сможет устоять перед старым креслом-качалкой?

Потом он идет в другой конец рынка к складному столику, на котором навалена целая куча личных вещей, от носовых платков до ботинок. Берет маленькое инкрустированное бирюзой зеркальце и в пару к нему такую же расческу.

— У тебя должны быть эти вещи, — обращаясь к человеку, присматривающему за распродажей, говорит Джон и вытаскивает свой бумажник. Он протягивает мужчине купюру, но тот сразу возвращает ее, объясняя:

— С такой суммы у меня не наберется сдачи.

Джон просматривает купюры в своем бумажнике; кажется, все они стодолларовые.

— Сколько они стоят? — спрашиваю я.

— Два доллара.

Я открываю свой кошелек и отдаю продавцу двухдолларовую бумажку.

Джон пожимает плечами, потом целует меня и говорит:

— Я твой должник, дорогая.

Я чувствую, как продавец наблюдает за нами, пока мы идем к машине. Мы проезжаем несколько отделенных друг от друга полями приморских деревушек, на главных улицах которых располагаются старомодные кафе-мороженое и магазинчики, рядом выставлены лотки для распродажи одежды, книг и безделушек Предзакатное небо меняет цвет с ярко-голубого на багровый, а солнце касается воды в окружении мириад нежно-розовых облаков. На подъезде к Хантингтону Джон сворачивает с главной дороги и направляется в наше любимое место.

Он останавливается у холма, куда возил меня прошлой зимой, обходит машину и открывает мою дверь.

— Вот мы и на месте, — помогает выйти мне Джон.

— Смотри, новые дома, — показываю я на открытое пространство за нами, где строятся два дома. — Скоро мы не сможем ставить здесь машину.

— Почему?

— Потому что землю продадут, и кто-нибудь обязательно построит на этом месте дом.

— Твоя правда, — говорит Джон. — Земля уже продана.

— Так я и знала, — вздыхаю я и гляжу на залив. — Разве земля, откуда открывается такой великолепный вид, может долго оставаться ничьей? Им очень повезло.

— Повезло тебе, — улыбаясь, говорит Джон.

— Что ты…

Джон притягивает меня к себе и целует:

— На этом самом месте я собираюсь построить дом для вас, миссис Тальбот.

— Миссис Тальбот?

Меня так разволновали его слова. Я и представить себе не могла, что это произойдет вот так.

— Ты ею станешь, если скажешь мне «да». Ты выйдешь за меня замуж, Лючия Сартори?