Нужно — это жизненно важно! — сфокусировать внимание, как объектив фотоаппарата, пока образ не станет ясным и четким.

Он закрыл глаза и стал дышать медленно, глубоко, пытаясь освободить сознание для того, что должно было произойти.

Открыв глаза, Джордан увидел ее. Женщина шла по балкону под белым диском луны. Одна — как и он. И наверное, во сне — как и он.

Ее плащ развевался, хотя ветра не было. Казалось, воздух застыл и все ночные звуки — шорохи, писк, крики — смолкли, сменившись пугающей тишиной.

Сердце в его груди учащенно забилось. Женщина на балконе стала поворачиваться.

«Через секунду, — подумал Джордан, — всего через секунду мы увидим друг друга».

Наконец-то…

Яркая вспышка солнца ударила прямо в мозг, ослепила его. Он споткнулся, мгновенно перенесенный из черной ночи в яркий полдень.

Радостное пение птиц напоминало звуки флейт и арф. Послышалось что-то похожее на грохот — такой звук издает вода, падающая с большой высоты и ударяющаяся о поверхность водоема.

Джордан пытался сориентироваться. Здесь тоже был лес, но незнакомый. Листья ярко-зеленые. Ветви гнутся от плодов цвета рубина и топаза. Воздух насыщен густым сладковатым ароматом. Кажется, что его тоже можно сорвать и попробовать.

Он шел среди деревьев по упругой темно-коричневой земле мимо ярко-голубого водопада, у основания которого в покрытом рябью волн пруду резвились золотые рыбки.

Движимый любопытством, Джордан опустил руку в пруд и почувствовал освежающую прохладу. Выливая воду из сложенной ковшиком ладони, он заметил, что она не прозрачная, а тоже голубая.

Джордан подумал, что это больше, чем могут выдержать чувства. Красота казалась такой яркой и живой, что ее было невозможно описать. Неужели, один раз увидев и почувствовав все это, можно вернуться к бледной, мрачной реальности?

Восхищенный, он снова протянул руку к воде и вдруг увидел оленя, утолявшего жажду на противоположном берегу.

Олень был гигантским, с гладкой золотистой шкурой и рогами, отливавшими серебром. Он поднял большую голову и посмотрел на Джордана зелеными, как окружающий лес, глазами.

На шее животного был ошейник, украшенный драгоценными камнями, которые ловили лучи солнца и отражали их разноцветными бликами.

Джордану показалось, что олень говорит, хотя он не видел движений, не слышал звука — слова просто складывались в голове.

Ты готов сражаться за них?

— За кого?

Иди и увидишь.

Олень повернулся и вошел в лес. Серебристые копыта ступали по земле совершенно неслышно.

Нет, это не сон, подумал Джордан. Он выпрямился, обогнул пруд и последовал за оленем.

Олень не сказал: «За мной». Доверившись инстинкту, Джордан выбрал другую тропу.

Он вышел из леса и оказался на лугу — среди цветов, таких ярких, что резало глаза. Рубиновые, сапфировые, аметистовые, янтарные, они сверкали на солнце, будто каждый лепесток был отдельной гранью, искусно вырезанной из камня. В центре этого великолепия, словно венчая его, лежали спящие принцессы в хрустальных гробах.

— Нет, я не сплю… — Джордан сказал это вслух, желая убедиться, что слышит звук своего голоса. Ему необходима была уверенность, чтобы перейти через море цветов и взглянуть на знакомые лица.

Казалось, девушки спят. Их красота нисколько не поблекла, но стала какой-то отстраненной. Он видел безжизненную красоту, неизменную, но навеки застывшую в кратком миге.

Джордана охватили жалость и гнев, а взглянув в лицо, столь похожее на лицо Даны, он почувствовал такую раздирающую душу скорбь, какой не испытывал со дня смерти матери.

— Этот настоящий ад, — громко сказал он. — Быть запертым между жизнью и смертью и не иметь возможности выбрать ни то, ни другое.

— Да, ты точно сформулировал.

По ту сторону хрустального гроба стоял Кейн. Выглядел он изысканно: черный плащ, сверкающая драгоценными камнями корона на гриве темных волос. Волшебник улыбался Джордану.

— У тебя острый ум, в отличие от большинства людей. Ад, как ты его называешь, — это отсутствие всего, длящееся вечно.

— В ад попадают по заслугам.

— Это все демагогия. — Кейн явно получал удовольствие от разговора. — Иногда — ты должен со мной согласиться — его наследуют. Их прокляли, — он кивнул на гробы. — Я был, если можно так выразиться, всего лишь инструментом, который… — Кейн поднял руку, сделал вращательное движение запястьем, — повернул ключ.

— Ради славы?

— И ради нее тоже. А еще ради власти. Всего этого, — он раскинул руки, словно обнимая свой мир, — все это никогда, никогда не будет принадлежать им. Мягким сердцам и слабостям смертных нет места в мире богов.

— Но боги любят, ненавидят, вожделеют, интригуют, воюют, смеются, плачут. Это слабости смертных?

Кейн вскинул голову:

— Интересно! Ты будешь спорить, зная, кто я, зная, каковы мои возможности? Зная, что я перенес тебя сюда, за завесу силы, где ты не более чем муравей, которого можно уничтожить одним щелчком? Я могу убить тебя силой мысли.

— Можешь? — Джордан намеренно обогнул хрустальный гроб. Он не хотел, чтобы между ними была даже тень Даны. — Почему же не убил? Или ты предпочитаешь пугать и провоцировать женщин? Но когда перед тобой мужчина — это совсем другое дело, правда?

Удар отбросил его назад футов на десять. Почувствовав вкус крови во рту, Джордан сплюнул в примятые цветы и встал. Лицо Кейна выражало не только силу, но и ярость. А гнев — свидетельство слабости.

— Туман и зеркала. Но у тебя кишка тонка, чтобы драться как мужчина. Кулаками. Один раунд, сукин ты сын. Один раунд по моим правилам.

— По твоим правилам? Не тебе здесь ставить условия. Сейчас ты узнаешь, что такое боль.

Ледяные пальцы с острыми как лезвия ногтями вонзились в грудь Джордана. Невыносимая боль заставила его рухнуть на колени, из горла невольно вырвался крик.

— Проси, — надменно бросил Кейн. — Проси пощады. Умоляй.

Собрав остатки сил, Джордан поднял голову и посмотрел прямо в глаза Кейну.

— Поцелуй меня в…

Перед взором Джордана поплыл туман. Сквозь ужасный рев он различил чей-то крик, почувствовал струю тепла, развеивающую смертельный холод.

Мозг пронзил полный ярости голос Кейна:

— Мы еще встретимся!

Хоук потерял сознание.

— Джордан! О боже, боже! Джордан, очнись!

Сначала ему показалось, что он лежит в лодке, которую судорожно раскачивают волны. Грудь горит огнем, голова гудит и пульсирует болью. Наверное, он тонет. Нет! Его кто-то спасает, прижимаясь теплыми губами к его губам. Насильно возвращает к жизни.