Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дети, повзрослев, однако, сами выбирают свои жизненные пути, которые, к сожалению, могут перечеркнуть то, что создавали их родители. Это противоречие было, есть и, видимо, всегда будет существовать, тая в себе как положительные, так и отрицательные перспективы и последствия. Лео мог попасть на Восточный фронт. Это и произошло.
«Милый nana, — писал Лео отцу в конце марта 1941 года, — я очень pad, что могу написать тебе опять несколько строк. Я только что закончил учебу. Вероятно, я скоро буду призван в армию. В настоящее время у меня много работы. Сейчас каждый ученик должен уметь заменить полноценного взрослого на заводе. Посещаю курсы стенографии и работаю на заводе два раза в неделю. Здоровье у меня на высоте. Жаловаться на аппетит не могу. Мама передает тебе свой сердечный привет. Целую.
Твой Лео»
Прочитав письмо сына, которое он получил еще задолго до ареста гестаповцами, А. Шнее был серьезно встревожен. У Лео не было перспектив получить отсрочку от службы в вермахте. Не имея специального образования, Лео мог попасть только в пехотную часть, пройти курс подготовки и оказаться на передовой. В Африке, в Южной Европе и даже на Востоке. У Шнее были сведения о том, что германское военное командование формирует усиленные воинские части и ночными эшелонами отправляет их на Восток. Это могло означать только одно — рано или поздно Германия нападет на СССР. И это, по расчетам Шнее, неизбежно приведет к большой войне, которая унесет множество жизней. Шнее уже неоднократно направлял в Центр свои тревожные сообщения, предупреждая руководство военной разведки о надвигающейся опасности.
Первые радиограммы от резидента «Гарри» поступили в Центр 11 декабря 1940 года, то есть за неделю до того, как Гитлер подписал в Берлине директиву № 21 («Операция «Барбаросса»). Арнольд Шнее ничего не знал об этой директиве, так как ее еще не существовало, но его источники уже сообщали тревожные новости, и он без задержек, так как имел собственную радиостанцию для связи с Центром, сообщал в Москву:
«Четыре пятых моторизованных сил Германии переброшены в Польшу. На прошлой неделе 12 поездов инженерных войск проследовали с вокзала Ромилли в Германию. В тече-ние двух дней все железнодорожное движение вдоль французского побережья Ла-Манша было приостановлено, доставлено 6 тысяч вагонов снаряжения… Источники — дирекция железнодорожной немецкой военной администрации и летчики.
Гарри»
Судьба сына, которого в Берлине могли в любой час призвать в армию, тревожила Арнольда Шнее. Но больше всего его беспокоило то, что Лео спокойно относился к такой перспективе и готов был идти на фронт, чтобы завоевывать чужое жизненное пространство… Видимо, он по молодости еще не думал о том, что война — это смерть. Мировое господство, к которому рвался Гитлер, — желанная мечта для обезумевших политиков и генералов, а для Лео и ему подобных — дорога в никуда. Лео в свои двадцать лет, видимо, этого еще не понимал. И Гарри, не имея возможности откровенно поговорить с сыном, решил написать ему обстоятельное письмо.
«…Дорогой Лео, — писал Арнольд Шнее сыну в апреле 1941 года, — я получил твою записку. Ты не можешь представитьу как она обрадовала меня. Но в письме есть вещи, которые и огорчают меня.
Я не являюсь сторонником этой войны, в которой трудовой народу покинувший заводы, учреждения, поля и станки убивает друг друга за чужие интересы. Молодежь сейчас должна хорошо поразмыслить, почему она участвует в войне, ибо именно молодежи принадлежит строительство нового мира, в котором войны должны исчезнуть навсегда.
Вот о чем я думал, когда читал твое письмо. Я очень сожалею, что тебя сейчас нет рядом со мной, чтобы переговорить обо всем. Я знаю, что твоя мать думает так же, как и я, и я хочу надеяться, что небольшой жизненный опыт, который ты уже приобрел, побуждает тебя смотреть на все открытыми глазами. Ты должен с твердой решимостью делать все возможное, чтобы положить конец этому миру, уничтожающему все, что есть лучшего у человечества.
Я вижу, что твоя работа тебя сильно связывает, но ты тем не менее находишь время, чтобы продолжать изучать французский и английский языки. Я вижу, что ты уже вырос. Надеюсь скоро всех вас увидеть, тогда, мой дорогой, все будет хорошо.
А.»
Следователи продолжали «работать» с «Гарри», пытаясь добиться признания. В 1943 году они устроили встречу узника камеры № 15 с членами его семьи. Это было несложно. Клара Шабель находилась тоже в одной из камер Плётцензее. Вероятно, к этой встрече был привлечен и их сын Лео, который к тому времени уже стал солдатом вермахта. Члены семьи Шнее собрались не по своей воле и не там, где они хотели бы увидеться.
Это была их последняя встреча.
О чем они говорили? В чем убеждали друг друга? Скорее всего, каждый из них сохранил добрые чувства друг к другу. Перед смертью не спорят. Отец и мать сделали все, чтобы Лео понял их. Германия развязала и ведет войну, которую проиграет и за которую немцы будут расплачиваться многие годы.
Понял ли Лео, о чем говорил ему отец? В одной из газет я читал, что Лео в конце 1945 года воевал на Восточном фронте и остался жив. Скорее всего — это вымысел автора.
В некоторых официальных документах мне приходилось встречать записи, что «Клара Шабель и ее сын Лео Шабель были казнены в тюрьме Маобит 23 декабря 1942 года».
Это не соответствует действительности. Дело в том, что в этом же документе указывается, что Рудольф фон Шелия тоже был «казнен 23 декабря 1942 года в тюрьме Маобит».
Известно, что в ночь на 24 декабря 1942 года Рудольф фон Шелия, («Ариец»), первый в декабре 1940 года сообщивший Ильзе Штёбе о том, что Гитлер подписал план войны против СССР, по приговору имперского военно-полевого суда был приговорен к смертной казни. В числе других двенадцати антифашистов Шелия был казнен через повешение в берлинской тюрьме Плётцензее. Там же были казнены Ильзе Штёбе, Хильда Коппи, Эльза Имме, Ода Шоттмюллер и Клара Шабель.
Перед казнью К. Шабель передала своим родственникам письмо из тюрьмы. Оно тоже подтверждает: К. Шабель в тюрьме Маобит не была. Вот это письмо:
«Берлин — Плётцензее, 5 августа 1943 года.
Дорогие мои девочки, дорогие зятья, дорогие племянники и племянницы. Шлю вам сегодня мой прощальный привет. Срок моей жизни истек. Не печальтесь, я почти все уже перетерпела. Большое, большое спасибо за всю вашу любовь. А если когда-нибудь я сделала вам больно, простите — это не со зла. Все мои вещи принадлежат Лео. Позаботьтесь, чтобы он их получил. Вспоминайте обо мне почаще. Надеюсь, что вы получите деньги из страхкассы. Пусть вам пришлют свидетельство о моей смерти. Шубу, дорогая Марихен, оставь себе. Ты ведь и без этого заплатила скорняку.
Я не боюсь и умираю спокойно. Оставьте мне место в вашем сердце. Привет всем моим друзьям, которых вы знаете и видите. Будьте все здоровы, и пусть вам будет суждено прожить вместе еще много прекрасных часов. Надо надеяться, война скоро кончится. Мою сберегательную книжку перепишите на Лео. Вероятно, в сберкассе Хеннигс-дорфа в нее надо дополнительно внести сумму что-нибудь в 24 марки. Распорядитесь об этом, пожалуйста. Надеюсь, все будет в порядке. Ты, дорогой Ганс, уж устрой все это, а деньги, которые получишь, раздели с Лео. Я знаю, вы все сделаете как следует.