Дорога в трапезную, а их в монастыре было три, по горизонтали походила на блуждание по лабиринту, а по вертикали напоминала подъем и спуск в горах. Эта путаница произошла оттого, что отдельные части строения на протяжении веков по личному усмотрению настоятелей перестраивались, нагромождались друг на друга, сносились и строились заново. Без проводника Рудольфо никогда не добрался бы до цели, так как вследствие постоянной смены направления он давно перестал ориентироваться в темных коридорах без окон. Даже тернистый путь в потусторонний мир не мог быть изнурительнее. Когда Рудольфо почти окончательно разуверился в том, что они вообще дойдут когда-нибудь до цели, монах остановился, молчаливым жестом пригласил его к стрельчатой двери на заднем плане и беззвучно исчез.

Студеная тишина, царившая в холодных стенах, и рассеянный свет таили какую-то угрозу, и канатоходец вошел, не представляя, что его ждет за дверями. По законам Девяти Незримых обладатели тайны встречались каждые девять лет, последний раз это было в 1516-м году после принятия человеческого облика Господом в Констанце. С тех пор произошло много событий, и нельзя было исключить, что «девятка» будет не в полном составе или кто-то будет заменен другим.

Когда Рудольфо отворил тяжелую дубовую дверь, разговоры уже собравшихся смолкли, словно журчание ручейка, от которого через канаву отвели воду. Рудольфо молча, без улыбки кивнул, поскольку повод был серьезный. Право говорить имел лишь тот, кому Примус предоставлял слово. Порядок размещения за длинным обеденным столом, стоявшим посередине узкого, вытянутого зала, был также строго регламентирован: с торца, под двумя окнами, разделенными двумя колоннами без украшений, сидел Дезидерий Эразм. Он считался величайшим умом своего времени и был больше известен под именем Эразм Роттердамский, по названию его родного города в Нидерландах.

Остальные Незримые сидели друг против друга: Секундус напротив Терциуса, Квартус напротив Квинтуса, Секстус напротив Септимуса и Октавус напротив Нонуса, так что Рудольфо, будучи Четвертым, сразу увидел свое пустовавшее место.

Собрание открыл Эразм, бывший Примусом, то есть Первым, и сидевший за своим переносным пюпитром, который всегда брал с собой в поездки. Он посмотрел на присутствующих своими маленькими хитрыми глазками. Его большой заостренный нос и узкие губы вкупе с двумя массивными золотыми перстнями на указательном и безымянном пальцах левой руки делали его скорее похожим на успешного адвоката или торговца, чем на одухотворенного ученого, теолога и писателя.

— Досточтимые ученые мужи, — начал он на смеси немецкого и латыни, — итак, после того как мы собрались в полном составе, каждый по очереди должен назвать имя и номер, объявив о своем присутствии, и, подняв руку, поклясться, что прошедшие девять лет прожил в соответствии с уставом нашего братства и не выдал никому из непосвященных тайну нашей миссии. Это надлежит подтвердить формулой: Tacent libri suo loco, то есть «Книги молчат на своем месте». Прошу вас, Секундус!

Секундус, темноволосый мужчина тридцати с лишним лет от роду, борода которого делала его похожим на пятидесятилетнего, поднялся и торжественно произнес:

— Мое имя Пьетро де Тортоса Аретино, родился в Ареццо. Поэт по профессии, которого боятся из-за памфлетов, превозносят за сатирические комедии, еще четыре года назад был при дворе Папы Льва, в прошлом году изгнан из Рима из-за своих якобы бесстыжих сонетов о куртизанках. Tacent libri suo loco. — Он поднял руку в знак клятвы.

Вслед за ним взял слово его визави, Терциус, весьма благообразный пожилой господин с узким лицом, обрамленным ниспадающими волосами:

— Был рожден как Николай Коперник студеной февральской ночью в городе Торн в Вармии. В восемнадцать лет изучал астрономию, гуманитарные науки и математику в Кракове, затем в Болонье — светское и религиозное право, в Падуе и Ферраре стал доктором церковного права и доктором медицины. Два года я правитель епархии Вармии и депутат соборного капитула…

— Этого нам достаточно! — оборвал Примус поток красноречия Терциуса.

Явно обескураженный, Коперник добавил:

— Tacent libri suo loco. Клянусь.

— Слово имеет Квартус, — холодно провозгласил Примус.

Рудольфо поднялся. Это было его первое выступление перед высокой коллегией. После представления Терциуса он был смущен и начал, слегка волнуясь:

— Я Квартус, родился тридцать один год тому назад в Бамберге в семье сапожника и повитухи, наречен Рудольфом Реттенбеком. Скромные условия, в которых я рос, не оставляли мне большего выбора, чем ловить рыбу в Майне. По собственному почину научился читать и писать у каноника соборного капитула, а также немножко освоил латынь, которой обучался, расплачиваясь рыбой, выловленной в Майне. Не успел я вырасти из детских башмаков, которые у меня были не из кожи, а из дерюжки и плетеной соломы, как один за другим с интервалом в полтора месяца от эпидемии умерли мои родители. Оставшись без крыши над головой, я примкнул к бродячей цирковой труппе, случайно проезжавшей мимо. Когда спустя два года мы показывали свое искусство в Вюрцбурге, меня позвал к себе аббат монастыря святого Якоба, одной ногой уже стоявший в могиле. Он доверил мне тайну, которой, по его словам, владели лишь девять избранных на Земле. Клянусь всеми святыми и Девой Марией, что не знаю, почему аббат Иоганн Тритемий выбрал носителем тайны именно меня и доверил секретное место, где хранятся девять «Книг Премудрости». Клянусь: Tacent libri suo loco.

Эразм недоуменно покачал головой, среди остальных Незримых тоже поднялся ропот. Примус стукнул кулаком по столу и призвал всех к порядку, потом обратил свое внимание на Квинтуса.

У Пятого на лице была написана ожесточенность, и трудно было поверить, что он когда-нибудь вообще улыбался. Он набычился и начал резким голосом:

— Меня зовут Никколо Макиавелли, родился во Флоренции, где мой отец, в силу превратных обстоятельств, был вынужден влачить жалкое существование обедневшего чиновника. Как государственный секретарь Флорентийской республики я служил в дипломатической миссии и был принят при дворах Папы Юлия, короля Франции Людовика и императора Максимилиана. Потом меня обвинили в заговоре, пытали и лишили всех должностей. В итоге я удалился в свое имение. Как и все те, кто не учился ничему путному, я с тех пор пробую писательствовать, правда, с грехом пополам. Многие ненавидят меня за пессимизм и распространение идеи, что в политике следует опираться на силу. И тем не менее: Tacent libri suo loco.

Мужчина, который после него степенно поднялся со своего жесткого стула, был прямой противоположностью Квинтусу. Он был элегантно одет, а выражение его лица однозначно доказывало, что он не чужд радостям жизни.

— Я Секстус, — начал он, единственный, у кого на устах играла улыбка, что, в принципе, было запрещено, — Генрих Корнелиус Агриппа из Неттесгейма, родился в Кельне на Рейне. Профессий у меня много: адвокат, секретарь, теолог, историк и — не в последнюю очередь — астролог, поскольку наибольшую славу мне принесла именно астрология. Помимо этого я писал книги, и не потому что не научился ничему лучшему, а чтобы оставить что-то непреходящее, например, «О тщете наук», которую я рекомендую прочесть некоторым из присутствующих здесь. Tacent libri suo loco.