Пока сгущались сумерки и комнату наполняли тени, они разговаривали, пытаясь соединить воедино обрывки всех воспоминаний о том, что случилось в Дэверри всего несколько месяцев назад, хотя теперь все это казалось как будто прошлым веком. Говорить становилось все труднее и труднее, потому что они все время натыкались на ужасные вещи, на боль и пытки, и чёрный двеомер. Наконец они замолчали, их взгляды блуждали по комнате. Казалось, они предпочитают смотреть на что угодно, только не друг на друга. Джилл встала, запалила угли в жаровне, затем зажгла масляные лампы – просто для того, чтобы что-то делать. Она была готова заплакать, чувствуя, что Родри никогда ещё не находился так далеко от неё. Однако спустя несколько мгновений этой неуютной тишины Саламандр продемонстрировал тактичность, о которой никогда не подозревала Джилл. Он встал, лениво потянулся и объявил, что отправляется в таверну, расположенную внизу.

– И думаю, сегодня вечером зайду не в одну таверну. Мне не нравятся все эти тёмные и мрачные предупреждения чёрного двеомера, роящиеся вокруг нас, но я не смею заниматься дальновидением. Посмотрим, что могут сделать обыкновенные глаза и уши, которым не помогает могущественная магия. Попробую собрать новости, слухи и намёки на странных людей и зловещие дела.

– А это не опасно? – спросил Родри.

– Нет, потому что я хорошо известен, если ты помнишь, и к тому же популярен – знаменитый и забавный волшебник, который развлекал город много счастливых вечеров. Неужели ты думаешь, что эти хорошие люди будут просто стоять и смотреть, как меня, такого потешного, убивают или похищают? Я соберу вокруг себя толпу, куда бы я ни пошёл, и она станет лучшим щитом, чем может сделать любой оружейник.

– Клянусь, ты прав, – сказала Джилл. – Сколько тебя не будет?

– Несколько часов. Если не вернусь до рассвета, то идите меня искать, но до того времени не беспокойтесь. Мы, варварские колдуны-волшебники, известны тем, что можем пьянствовать всю ночь.

Саламандр взял свой красный плащ, отделанный золотым атласом, который подходил к его парчовому одеянию, и ушёл, напоследок вежливо поклонившись им обоим. Джилл закрыла за ним дверь, а когда повернулась, увидела, что Родри опять стоит у окна, его руки сжимают подоконник, он слепо смотрел наружу. Мгновение Джилл наблюдала за ним, чувствуя себя совершенно несчастной, словно он был инвалидом, и надежды на выздоровление умерли. Наконец Родри вздохнул и повернулся к ней. Молчание собиралось вокруг них как вода, глубокая и угрожающая.

– Я не знаю, что сказать, – наконец выпалила Джилл.

– И я не знаю. А, дьявольщина, для одного вечера я уже наслушался всяких мерзостей.

Когда он схватил её за плечи и поцеловал, Джилл почувствовала, что расстояние между ними исчезло. Неважно, что случилось с его разумом, его тело помнило её, а её тело узнавало его. Пока она находилась у него в объятиях, Джилл могла притворяться, что ничто никогда и не шло ошибкой, а, судя по тому, как отчаянно он занимался с нею любовью, она понимала: он притворяется тоже точно также.

Утром они проснулись от шума, поднятого Саламандром: он ходил по комнате и паковал седельные вьюки, а также тюки, которые водрузят на мула. Во время работы он напевал себе под нос и чудовищно перевирал мелодию. К тому же он нервничал. Когда они вышли из спальни, Саламандр поприветствовал их нетерпеливым кивком.

– Поедим в дороге, – объявил он. – Я хочу покинуть город прямо сейчас, пока наша очаровательная Алейна не передумала и наши враги не решили доставить нам какие-нибудь неприятности.

– А в пути мы будем в безопасности? – спросила Джилл.

– Конечно, нет, но с другой стороны мы не будем в безопасности также и здесь, поэтому мы вполне можем попутешествовать и посмотреть эти славные острова. Не надо бросать в меня той лампой, Джилл, моя дикая голубка. Это просто шутка и ничего больше. На самом деле у меня есть план, очень хитрый и окольный. Рано или поздно нам необходимо сделать Родри свободным человеком, а это непросто. Придётся давать показания под присягой перед священниками; нужно, чтобы городской писарь зарегистрировал заявление, – и так далее, и тому подобное. В самом центре этого острова находится высокое плато, а в центре плато есть город, красивый и известный Пастедион, а в центре города есть особенно великолепный храм Далейя, Отца Волн, который защищает рабов, к которым несправедливо относятся. Мы отправимся туда, попросим приютить нас и официально, легально подадим жалобу на Баруму – за то, что он продал свободного варвара на ложных основаниях. Архонты будут обязаны провести расследование, а пока они работают, мы будет в относительной безопасности. Кто знает? Если им удастся найти Баруму, то они могут даже затащить его в суд.

– Могут? – переспросила Джилл. – Значит, от этих архонтов все-таки бывает какая-то польза?

– Ты увидишь, моя маленькая куропатка, преимущества цивилизованной жизни. У нас будут веские основания, потому что у меня есть изначальная накладная, и она выглядит ужасно поддельной, по крайней мере, для моих эльфийских глаз. Помнишь, как мы посещали прелестного Бриндемо в его личных покоях? Я увидел, что она лежит на письменном столе в углу, и прихватил эту драгоценность, пока ты разговаривала с сыном Бриндемо – накладную, конечно, а не письменный стол, который был слишком велик, чтобы его скрыл даже опытный волшебник.

– Вот воистину цивилизованная жизнь!

– Один момент, – перебил Родри. Он не улыбался. – Я поклялся, что перережу ему горло, и эту клятву я сдержу, даже если мне придётся умереть. Ты понял? Я не уеду из Бардека, пока не увижу, как он умер, а если люди архонта запытают меня за это до смерти – стало быть, такова цена, которую я заплачу за выполнение своей клятвы.

В комнате повисла глубокая тишина. Наконец Саламандр вздохнул.

– Знаешь ли, мои любимый младший брат, тебе вполне может представиться возможность убить его задолго до того, как мы доберёмся до Пастедиона, если наша невезучая судьба проявит себя как обычно, и наши враги захватят нас на пути. Если же нет, то мы вначале позаботимся о том, как оказаться в безопасном месте, а только потом – как убить Баруму. Согласен?

Тогда Родри в самом деле улыбнулся, уродливо скривив рот, но ничего не сказал. Джилл решила, что нет смысла с ним спорить, по крайней мере сейчас.

– Лучше если мы поедем окружной дорогой, – сказала она. – Чем дольше мы притворяемся странствующими волшебниками, тем лучше.

– Ты права, мой совёнок. Вначале мы направимся назад, на побережье, и будем выступать в портовых городах к северу. Знаешь ли, мне начинает нравиться это колдовское занятие. У меня постоянно появляются новые идеи для представления.

Великий волшебник и его увеличенная в составе команда уже день как уехали к тому времени, как новость наконец дошла до рыночной площади Вилинта: вдова Алейна продала своего красивого раба-варвара волшебнику Криселло для его странствующего цирка – несомненно, по одному из своих внезапных капризов. Как говорили мудрые люди, Криселло предложил ей огромную сумму, что подтверждало подозрения всех о богатстве волшебника – не меньшем, чем у архонта.