Я спросил:

– Что же, цветы – это ваше хобби?

Ответ был:

– Нет, не это мое хобби, а нечто другое.

Я заметил, что она медлит объяснить, что же это другое.

Хозяйка заявила:

– Если хотите, я вам открою секрет. Мое хобби – это замена одной квартиры на другую – переезды, покупка мебели, расстановка ее. Обожаю расставлять новую мебель.

Она с особым вкусом произнесла эти слова.

Не скрою, я подумал: «Хорошо тебе, хозяйка, выбирать такое хобби. А как же живут те американцы, которых мы видели несколько дней назад на улицах Бруклина. На ночь они входят в дома с заколоченными окнами, неотапливаемые. Дома эти заброшены собственниками, потому что их невыгодно поддерживать так, чтобы там жили люди. Таких картин мы наблюдали много. Целые кварталы и даже длинные улицы подобных домов».

Но хозяйке приема этого ничего не скажешь. Надо соблюдать правила приличия. Разговор, как это обычно бывает в такого рода компании, шел на самые разные темы: немного политики, немного бизнеса, немного о хобби, о литературе и театрах, а также о детях, родственниках, где кто живет, как проводит свободное время.

Если заходит разговор о детях, то обычно представители того круга людей, которые собрались за столом, очень удивляются, когда узнают, что у кого-то дети живут вместе со взрослыми в городе. Не любили они и не любят такого образа жизни. Делают все возможное, чтобы дети находились вне семьи, преимущественно за городом.

Бросалось в глаза, как и в других аналогичных случаях, что пожилые, степенные бизнесмены-банкиры, как всегда, были не прочь поплавать по морю высокой политики и послушать, а что скажет представитель Советского Союза.

Особенно на эту тему любил поддерживать разговор сам Рокфеллер.

Когда собирается элита американского делового мира, не важно, в большом составе или небольшом, то бросается в глаза одна особенность: эти люди привыкли говорить не торопясь, тихо. Как будто каждый участник желает дать понять: дескать, ему нечего напрягать свой голос, кому надо, услышат. Любой из присутствующих обязан прислушиваться только к его словам-алмазам и ловить их, никто не имеет права ничего из этой бесценной россыпи потерять или даже уронить.

В этом обществе такая манера вести себя выработалась давно. Видимо, она – следствие того, что дела бизнеса – на форуме или без форума – решаются всегда в пользу того, у кого потолще денежный мешок. А крик и шум тут не помогут, если даже за ними стоит в чистейшем виде сама правда. Последняя невысоко ценится, когда ее оппонентом выступают миллионы и их владельцы.

Среди собравшихся по инициативе Нельсона Рокфеллера преобладала именно такая атмосфера. Она сказывалась даже при разговоре на темы, далекие от бизнеса и экономики.

Американская манера поведения людей этого круга существенно отличается, например, от английской. И в среде делового мира, и среди тех, кто связан с политической жизнью Великобритании, больше суеты и шума, что на поверхностный взгляд кажется более демократичным. Споры, вопросы и ответы на них, замечания по адресу оппонента с претензией на юмор – частое явление. Для этого не обязательно наблюдать солидный форум. Даже два-три англичанина могут поднять шумок, хотя к концу разговора они обменяются заверениями в сердечной дружбе и в том, что они друг без друга существовать не могут.

Видимо, не в последнюю очередь объясняется это влиянием того порядка, который принят в английском парламенте. В седовласом Вестминстере, как известно, не разрешается произносить речи, зачитывая текст. Устно, только устно можно обсуждать вопросы, спорить, делать реплики, обмениваться колкостями и крепкими словами. И это должны все слышать, это демократично.

Такой порядок английского парламента как бы радирует из его стен и на общественную жизнь, и в какой-то степени на бизнес.

На встрече с Рокфеллером преобладала специфическая американская атмосфера, даже когда затрагивались вопросы политики. Хозяину не требовалось усилий, чтобы ее обеспечить. Его друзья вели себя чинно, как подобает солидным людям большого бизнеса США.

Хотя то был уже 1947 год, прошло полтора года после речи Черчилля в Фултоне, но у серьезных людей американского бизнеса все же теплилась надежда, что обе страны – СССР и США – многое из того, что появилось в их отношениях в годы войны, сохранят. Время показало, что надежды эти не оправдались.

Начиная с президентства Трумэна наступило охлаждение в советско-американских отношениях, которые временами достигали значительного напряжения, как, например, в период кубинского кризиса, во время инцидента с самолетом Пауэрса и провала четырехсторонней встречи в верхах в Париже. Всесильный военно-промышленный комплекс уже взял определенную линию на расширение гонки вооружений и накопление ядерного оружия.

По окончании обеда Рокфеллер не изменил своей привычке и высказал пожелание кратко поговорить со мной наедине. Сели мы в углу комнаты, каждый с чашкой кофе. Он сказал откровенно:

– Я заметил поправение американского общественного мнения в отношении Советского Союза.

Посмотрел на меня, а затем развил свою мысль:

– Я сам даже не ожидал такого явления. Полагал, что тенденция поддержания корректных отношений с Советским Союзом будет более устойчивой. Но умер Рузвельт, а с ним умерла и та решимость, которая была в достаточном запасе у администрации покойного президента в вопросах отношений с вашей страной.

Сейчас начали дуть другие ветры, – заявил Рокфеллер, – которые неизвестно, куда нас с вами вынесут.

Я в ответ сказал:

– Советская политика в отношении США остается прежней – на поддержание добрых отношений с этой страной. И не Москва виновна в том, что подули другие ветры у нашего бывшего союзника по войне.

Я спросил Рокфеллера:

– А знаете ли вы, что при решении вопроса о том, где быть штаб-квартире ООН – в Европе или США, Советский Союз, а вместе с ним и его европейские друзья проголосовали за США и что именно благодаря этому США были избраны местом пребывания штаб-квартиры только что созданной всемирной организации? Когда я был на конференции в Сан-Франциско во главе советской делегации, то получил из Москвы телеграмму о том, что следует проголосовать за США, если будет решаться вопрос о местопребывании штаб-квартиры ООН.

Я задал ему и другой вопрос:

– Знаете ли вы, каким мотивом Москва руководствовалась, когда давала такое указание делегации?

Рокфеллер ответил:

– Ничего определенного по этому поводу я вам сказать не могу.

– Москва, – заявил я, – в качестве мотива указала на то, что поддержка американцев в вопросе о штаб-квартире будет сохранять их интерес к международным делам. Иначе говоря, у Москвы были опасения, что США могут уйти в изоляционизм. А в таких условиях неизвестно еще, в каком направлении повернут свою политику некоторые европейские государства. Вот какая имелась у Советского Союза вера в добрые намерения той политики, основы которой заложил Рузвельт.