Все произошло очень быстро.

Сильвен резко отшатнулся от дверцы, и в тот же миг одна из обезьян захлопнула ее. Другие быстро подтащили к ней все те предметы, которые прежде ее загораживали.

Сильвен даже не понял, как очутился снаружи, возле клетки. Жервеза быстрыми шагами приблизилась к сыну и громко сказала:

— Ты все еще здесь? Что ж, тем лучше! Сегодня вечером встречаемся в «Баскском трактире»!

— Но сегодня ведь вроде не четверг? — пробормотал молодой профессор, не зная, что сказать.

— Не важно! — произнесла Жервеза решительным тоном. — Мне крайне необходимо с тобой поговорить!

Пятница, 17 мая, 19.40

Мюгетт мне все рассказала, но, по идее, мне следовало бы и самой догадаться: речи полусумасшедшего «гуру», которого я видела сегодня утром возле Нотр-Дам, были, в сущности, завуалированным признанием в совершенном похищении. Маркомир, Маркомир, Маркомир — все вокруг только и повторяют это имя! Я недавно вернулась домой и теперь сижу в Интернете. И тут тоже — только о нем и говорят! На какой информационный сайт ни зайдешь, везде целая куча сведений о «пророке», его жизни и творчестве.

«Он целый день проторчал возле здания полицейской префектуры, буквально провоцируя нас, — говорит комиссар Паразиа на сайте LCI. — Однако ряд обстоятельств действительно указывают на то, что он мог совершить это преступление».

Как бы случайно Протей Маркомир выбрал себе в защитники Франсуа Бижу, очень ловкого и раскрученного адвоката. Как бы случайно члены небольшого таинственного сообщества Маркомира, его главные «апостолы», чьей штаб-квартирой был клуб любителей цветоводства где-то на юге Восемнадцатого округа, совершили настоящий медийный штурм — принялись вещать со всех телеканалов и радиостанций, повторяя пророчества своего наставника о неизбежном разрушении Парижа и массовой гибели его жителей.

Этой зимой я уже видела телерепортаж о Протейнианской церкви. Ну и клоуны там собрались! Их «настоятель» с жаром говорил: «Я впитываю в себя всю ненависть мира, я ее поглощаю, преобразую, разрушаю!» Поэтому впитывать его собственное дыхание — священное таинство для всех его последователей, что-то вроде миропомазания. Вот психи! Но, однако, эти психи — не дураки. Они прекрасно знают, что делают.

Как бы случайно с того момента, как стало известно об аресте Маркомира, было продано десять тысяч экземпляров «SOS! Париж». И это меньше чем за два часа! А ведь после терактов книжные магазины (как и все прочие торговые заведения) почти опустели и несли сплошные убытки!

«Я никогда не видел ничего подобного!» — признается один из продавцов «Вирджин-Мегастор» на Елисейских Полях. «Кажется, у нас на складе скоро не останется ни единого экземпляра!» — прибавляет сотрудник книжного склада в одном из парижских предместий.

«Хороший рекламный трюк!» — думаю я, сидя в своем «машинном зале».

Я тоже прочитала «SOS! Париж». И я прекрасно понимаю, почему комиссар Паразиа подозревает автора романа. Даже удивительно, что никто не догадался об этом раньше. В этом густом конспирологическом вареве, имеющем не большее отношение к литературе, чем кулинарная книга, Париж абсолютно не похож на тот, какой он в действительности: все буквально перевернуто вверх дном. Катастрофы, массовые жертвы, похищения детей. Но ведь это всего лишь дешевка, макулатурное чтиво! Написанная корявым языком паршивая книжонка — одна из тех, что моя матушка читает в самолетах!..

Странно, однако интуиция подсказывает мне, что тут есть какой-то подвох. Что-то где-то не стыкуется… Что и где? Пока не могу понять.

Может быть, арест Маркомира — это уловка полиции, которая хочет таким образом выйти на след настоящего похитителя?.. В любом случае, этот арест ни на йоту не изменит отношение к «пророку» большинства парижан — они по-прежнему будут испытывать к нему благоговение или, как минимум, симпатию… Возможно даже, что после ареста его акции вырастут в цене. Хороший расчет!

«Ну и что? — говорит один из случайных прохожих в репортаже на канале France 2. — Если его арестовали — тем лучше! Он знает, где находятся дети; он их освободит, и все будет хорошо. Главное, он снова будет писать книги! Лично я прочитал „SOS! Париж“ уже три раза! И с нетерпением жду продолжения! Это как наркотик, понимаете?»

«Этот тип — гений! — заявляет Паскаль-Анри Коэн, известный „медиа-философ“, в ток-шоу на канале I-TV. — Да, Маркомир — непризнанный гений. Он несет свет нового знания. Наша эпоха нуждается в таких, как он!»

— Сейчас все только и говорят о Протее Маркомире. Ты смотрел телевизор?

— Да-да, — кивнул Сильвен, не отрывая глаз от тарелки.

— Я-то думала, что этот тип лишь оскорбляет своим «творчеством» само существование литературы! — продолжала бушевать Жервеза. — А он, оказывается, вдобавок еще и серийный похититель детей!

— Мм…

Молодой профессор рассеянно чертил узоры вилкой в лужице коричневатого соуса, которым был сдобрен печеный угорь, поданный на тарелке с орнаментом в виде переплетенных букв «Б» и «Т» («Баскский трактир»).

— Позавчера вечером я читала тебе отрывки из его «прозы», вот за этим самым столом, — напомнила Жервеза, нервно ерзая на массивном потертом деревянном стуле.

— Да, я не забыл, — пробормотал Сильвен, явно больше заинтересованный портретом, который понемногу вырисовывался в лужице густого соуса.

Все больше раздражаясь, Жервеза Массон отодвинула свою тарелку и, скрестив руки на груди, в упор взглянула на сына:

— Сильвен, что с тобой такое?

— Проголодался, — ответил он, не поднимая глаз, и поддел вилкой очередной кусок печеного угря.

Но даже если это было правдой, все поведение Сильвена с момента их встречи за ужином было совершенно для него нехарактерным. У Жервезы росло ощущение, что она разговаривает с каким-то двойником сына. Во-первых, Сильвен пришел сразу в ресторан, тогда как обычно они встречались на углу улиц Кювье и Линнея, перед входом в Ботанический сад. Но сегодня Жервеза почти полчаса прождала его, уже сидя за «их» столом, на котором стояли тарелки с ветчиной, кровяной колбасой и другими мясными закусками, и потягивая кагор; вином ее угостил лично Ив Дарриган, хозяин заведения. А во-вторых, она с трудом узнала сына, когда тот наконец появился: Сильвен походил на собственный призрак — бледный, с кругами под глазами. Он сел, не произнеся ни слова. Не поздоровался, не извинился за опоздание. И все следующие двадцать минут продолжал молчать — задумчивый, отстраненный, почти враждебный.

«Задумчивым, отстраненным, враждебным — да, таким я и должен быть», — между тем думал Сильвен. Однако ему стоило больших усилий замаскировать душевное смятение и не раскрыть раньше времени свои карты.

«Нужно, чтобы она сама попыталась достучаться до меня», — повторил он себе, исподлобья поглядывая на Жервезу, которая тем временем подозвала гарсона и заказала еще один бокал вина.