– Ваш… праздник, – попытался возразить я.

– Наш! – уверенно мотнула она головой. – И не спорь со мной. Я ж не зря тебе про скулы напомнила, а ты и не перечил, потому как истина молвлена. А зевота – верная примета. Она в церкви токмо на наших нападает, а иных не трогает. Ты просто пока не знаешь еще, что наш, вот и все.

– Голым скакать – не май месяц, – поежился я. – И сатану под хвост целовать не по мне. Да и вообще, мне свет как-то милее, чем тьма…

– А ты поболе поповские побасенки слухай, – сердито отозвалась она. – Глупые навыдумывают невесть что, а прочие за ними повторяют. Сказала же, не шабаш ныне, потому и разоблачаться нет нужды. А что до хвоста, так ты на меня глянь, – потребовала она. – Похожа я на такую, чтоб под хвост целовать полезла? Да ты гляди, гляди, не боись!

Я поглядел, благо что лунный свет струился прямо на ее лицо, и увиденное не пришлось мне по душе. Скорее уж напротив. С каждой секундой оно не нравилось мне все больше и больше. Что розовый язык, которым она беспрестанно облизывала сочные кровавые губы, что помутневшие зрачки, с отблеском чего-то багрово-красного, вздымавшегося из самой глубины. В довершение ко всему этот полуоткрытый рот, в котором явственно вырисовывались два хищно заостренных белоснежных клычка. Нет, они и раньше были у нее видны, но как-то не столь нахально обращали на себя внимание. Или это мне тоже померещилось?

Понимаю – всему виной лунный свет. Призрачный и загадочный, мутный и в то же время резко вычерчивающий повсюду замысловатые таинственные фигуры-тени, он мог ввести в заблуждение кого угодно. Если для объяснений увиденного его одного мало – можно, немного подумав, добавить еще несколько столь же прозаических и насквозь материальных, то есть научно объяснимых причин.

Сидя в теплой комнате при свете дня или пускай даже ночью, но в уютной квартире, под люстрой с ярко горящими лампочками, я и сам откопаю не меньше десятка доводов, логически растолковывавших все «почему» до единого.

Но я стоял ночью в холодном октябрьском лесу, молчаливом и угрюмом. Пахло хоть и не серой, но определенно чем-то гнилым и затхлым. Вокруг тяжело выстроились приземистые ели, чьи черные тени постоянно корчились при лунном свете в какой-то замысловатой пляске уродцев. А возле меня находилась женщина, искренне считающая себя ведьмой и чье поведение красноречиво подтверждало правоту ее слов. И кругом гробовая тишина.

«И на том спасибо, что хоть мертвые с косами не стоят», – с тоской припомнил я «Неуловимых мстителей».

Странное чувство охватило меня. Не страх – в тот момент я не боялся ни Светозары, ни темного леса, в глуби которого мог скрываться неведомо кто. Смятение? Скорее всего. Причем вызванное непониманием – чего хочет от меня девка, вроде бы окончательно съехавшая с катушек.

Кажется, она не совсем верно восприняла мое затянувшееся молчание. Задорно уперев руки в боки, она азартно подмигнула:

– Что, хороша?!

– Как шалая кошка в марте, – прокомментировал я свои впечатления от увиденного. – Не зря говорят: «Куда черт не поспеет, туда бабу пошлет».

Сравнение ей, как ни странно, понравилось, да и пословица тоже. Она весело хихикнула и азартно тряхнула головой.

– Токмо здесь ты меня Машей не зови, – предупредила она. – Тут крестильные имена не в ходу. Токмо Светозарой. Чуешь, каково имечко? Выходит, с детства я с Лучезарным обручена. – И, видя, что я так и не решаюсь двинуться с места, взяла инициативу на себя: – Идем-идем. Недолго осталось. – Она еще крепче стиснула мою руку в своих огненных пальцах – и откуда столько жара в девке при минусовой температуре? – и потянула за собой.

Я не поддался, продолжая твердо стоять.

– Да что же ты?! – Она сердито топнула ногой. – Сказываю же: наш ты. Вон и жиковина[28]у тебя на пальце тоже из наших. Потому тебе и присухи мои яко с гуся вода.

– Перстень не замай, – сердито оборвал я. – Мне его княжна подарила.

– Ну, к ней-то он случайно попал, а к тебе сам потянулся, – заметила Светозара. – Ай сам не чуешь, сколь в нем силушки таится? А там тебе ее разбудить подсобят…

Ну чертовка! Знала чем взять. И не то чтобы я и впрямь ей поверил – ну какая в обычном, пускай и драгоценном, камне может таиться сила? – но любопытство взыграло, и я поддался ее настойчивым уговорам, сделав первый шаг вперед, в сторону смутно видневшегося среди деревьев просвета, залитого лунным сиянием. Идти было легко, словно кто-то невидимый подталкивал меня в спину. Ноги, казалось, передвигаются сами по себе, без малейших усилий с моей стороны.

Оглядываясь назад, я не могу объяснить свое загадочное послушание. Мог ведь вырвать руку? Да запросто. А упереться и встать на месте? Тоже. Так чего шел невесть куда, невесть зачем? Из-за одного праздного любопытства? Не знаю.

Способность к здравым рассуждениям вернулась ко мне чуть позже, когда мы вышли на край полянки. Описать ее я не могу. Не знаю даже, мала она была или велика. Размеры и прочее надежно скрывал клубящийся там туман, почему-то очень похожий на тот, что я видел в Серой дыре. Особенно густым он был в середине поляны, которую и вовсе закрывал напрочь, не позволяя рассмотреть таящееся на дне. Но клубы его, время от времени отрываясь от основного сгустка, хаотично ползали и по остальному пространству, относительно открытому для обозрения. Вялые и тягучие, дотекали они и до меня, неспешно облизывая носки моих сапог.

Впрочем, если честно, мне было в то время не до описаний и наблюдений. Вначале я всей кожей почувствовал доносящуюся от середины поляны силу. Тяжелая и мрачная, почти физически давящая на барабанные перепонки, она медленно клубилась на дне полянки, центр которой был несколько вогнут вглубь, и волнами, одна за другой, захлестывала меня, то отступая, то вновь атакуя.

Она не была доброй или злой. Во всяком случае, я этого не ощущал. Просто сила – могучая и первозданная, слепая в своем желании что-то делать, равно способная убивать и исцелять, разрушать или творить. Ей это было безразлично. На что употребят люди, тем она и будет. Как молоток. Хочешь – гвоздь им забей, а хочешь – соседа по голове. Ему ж наплевать, что именно станут им делать. Так и тут.

Это тоже можно объяснить. Скажем, геоактивная зона, усугубленная залежами каких-нибудь тяжелых радиоактивных металлов, причем в таком количестве, что следовало почти мгновенное воздействие на человеческую психику, особенно на подсознание, которое, как известно, особо чувствительное и на все раздражители всегда реагирует в первую очередь.

Вот только напомню еще раз, что для логических объяснений позарез нужна пусть не очень теплая, но непременно светлая комната. Тогда и только тогда, сидя в комфорте, человек легко и свободно начинает подыскивать подходящие версии и гипотезы. А вот там, на месте, мозг работает исключительно на инстинктах, которые наперебой горланили, орали и вопили, чтобы я туда не ходил.