Когда я добрался до резиденции министра, было уже три часа. Получив указание, что делать в последующие дни, я сразу отправился обратно домой, но я шёл пешком, поэтому, если бы ночь застигла меня в пути, моя жизнь была бы в опасности. Много позже мне выдали удостоверение, подтверждающее, что я государственный служащий, и я ходил, всегда имея его при себе, поскольку даже днём часто случалось попадать в неприятные ситуации. Вскоре исчез очищенный рис, пришлось довольствоваться неочищенным.

С осени мы начали ходить на службу в контору, находившуюся в здании промышленных профсоюзов в Иидабаси. Каждый раз, добираясь до места, я дивился масштабам причинённого ущерба. В то же время я не мог не замечать то огромное влияние, которое землетрясение оказало на нашу психику.

Когда контору перевели во временную постройку, расположенную в Отэмати, Токио уже начал понемногу возрождаться. Закон об урегулировании арендных конфликтов прошёл через парламент, и наша работа вошла в более спокойное русло. В погожие дни во время обеденного перерыва мы с Танабэ и Сакатой частенько, перескочив через ров, гуляли в парке Хибия. В парке во временных бараках жили погорельцы, из пруда были выловлены все карпы, дорожки заросли травой. Прогуливаясь, мы беседовали о японской политике. Это были печальные времена, когда мы мечтали, что, если бы состоялись всеобщие выборы[65], деятельность политических партий стала более открытой и ближе к идеалу.

В то время я стал серьёзно задумываться о том, чтобы уехать за границу. Не только потому, что мне хотелось повидать М. Вероятно, стремление посвятить свою жизнь на благо общества было поколеблено землетрясением, быть может, я начал разочаровываться в людях, обнаруживших свою бешеную жестокость и необузданность, как бы там ни было, я остро почувствовал, что должен жить не ради других, а для себя самого. Я пришёл к убеждению, что должен сотворить сокровище в своей собственной душе, должен почитать себя как Бога, служить себе и любить себя. Я захотел бежать из дичающей на глазах Японии, вжиться в чужую культурную среду и, сосредоточив все помыслы на своём духовном развитии, приобщиться к достижениям различных цивилизаций. Но, глядя на людей, живущих в бараках, я ощущал, сколь эгоистично это моё желание, и не решался поделиться им даже с друзьями. К тому же у меня не было возможности просто так взять и укатить за границу.

Ныне не могу без улыбки вспоминать, как быстро во мне созрела идея жить ради самого себя; начал я с того, что, заметив, насколько слаб физически, с бухты-барахты решил заняться теннисом. Посовещавшись в министерстве с Танакой Нагасигэ и другими сослуживцами, я организовал теннисный клуб. Мы сняли корт в сельскохозяйственном университете, и по субботам и воскресеньям, без разделения на чины и должности, наслаждались игрой. Я всегда был настолько отягощён жизненными невзгодами, что не находил времени заниматься своим физическим развитием, но главное, с младых ногтей впитав в себя идею Бога, я полагал, что попирать своё тело и означает — совершенствовать свой дух. Когда я впервые заметил свою физическую слабость, было уже слишком поздно, но я возомнил, что смогу закалить тело, сделав из него символ своего духа, и начал заниматься теннисом. Несмотря на весь мой первоначальный энтузиазм, я не добился больших успехов и не смог восстановить свои физические силы…

6

Весной следующего года, когда ещё стояли холода, как-то вечером после ужина ко мне в Адзабу неожиданно нанёс визит начальник отдела Исигуро. Он был в тёплом пальто, держал в руке большой чёрный портфель, поэтому с первого взгляда было понятно, что он зашёл, возвращаясь из министерства.

Цель его визита была в следующем. После прохождения закона об урегулировании арендных конфликтов была принята новая система ведомственного подчинения государственных учреждений, но поскольку в нашем министерстве подразделение, занимающееся арендой, имело особый статус, по его мнению, было нецелесообразно, чтобы я был произведён в чин, оставаясь в моём нынешнем качестве. Если я собираюсь всю жизнь быть административным чиновником, мне не следует постоянно заниматься одной только арендой. Я должен подумать о том, чтобы как можно быстрее перейти на какую-либо административную должность. Вот вкратце ради чего он пришёл.

— Именно сейчас необходимо решить, пойдёшь ты по научной части или посвятишь себя административной деятельности.

То же самое он мне говорил при нашей первой встрече. Тогда смысл его слов ускользнул от моего внимания. Но после трёх лет чиновничьей службы я прекрасно понимал, что он имеет в виду. Одновременно со мной на службу в министерство поступили тринадцать человек, и сейчас они с нетерпением ожидали производства в чин. В прошедшем бюджетном году все наши сверстники, отработавшие два с половиной года на мелких должностях, были произведены в чин, а ещё раньше чин получили все, имевшие двухлетний стаж, и только из нас, отслуживших вот уже почти три года, ни один не был произведён в чин. Мои товарищи по работе часто высказывали по этому поводу неудовольствие. Быть произведённым в чин значило взойти на первую ступень той автоматически идущей вверх лестницы, о которой я уже говорил выше, и это считалось первым оправданием поступления на государственную службу. Для того чтобы получить чин, должна была открыться вакансия на место, определённое системой ведомственного подчинения, но в нашем подразделении вакансий не было, поэтому мы должны были томиться ожиданием в "прихожей" под лестницей.

Исигуро не мог равнодушно смотреть, как я вот уже три года жду в "прихожей", но не в его силах было создать в департаменте управления сельским хозяйством место по моей специализации, поэтому он решил получить для меня назначение в каком-либо другом департаменте и пришёл узнать моё мнение. Исигуро независимо ни от чего любил своих подчинённых и не жалел ради них своих усилий. Вот что он мне сказал тогда:

— Считаю, что тебе следует как можно быстрее получить назначение в другом департаменте, и пока ты будешь исполнять обязанности там, глядишь, и у нас откроется вакансия, тогда ты сможешь вернуться и работать в соответствии со своим желанием.

По правде говоря, если бы я хотел стать учёным, мне надо было оставаться в университете. Я поступил в департамент управления сельским хозяйством отнюдь не для того, чтобы делать научную карьеру, я выбрал работу в министерстве, чтобы стать административным чиновником. Поэтому у меня не было другого пути, как положиться на опыт заслуживающего доверия старшего коллеги. Но это не значит, что сам я собирался спешить с получением назначения: я предпочитал оставаться мелким чиновником, дожидаясь, пока в департаменте управления сельским хозяйством образуется вакансия. На следующий день на службе я посетил Оцуку, хлопотавшего за меня во время моего перевода в отдел аграрной политики, передал ему слова Исигуро и спросил его согласия относительно моего возможного перехода в другой департамент. В то время Оцука возглавлял в департаменте торговли отдел рынка, осуществлявший надзор за биржей. Я и ему высказал своё желание оставаться на одном месте и совершенствоваться в одном деле, даже если это будет мне стоить чиновничьей карьеры. Но Оцука, от удивления едва не забравшись своим крохотным тельцем на огромный стол, сказал мне строго: