— Снимите повязку. Я хочу посмотреть, так ли уж плохо.

— Я не думаю…

Его рука стиснула ее руку так сильно, что Рене испугалась, не хрустнет ли стакан.

— Пожалуйста.

— Хорошо, — проговорила она по-французски очень тихо, почти шепотом.

Рене помогла ему приподняться. Зрелище было не из приятных, и Тайрон не удержался от проклятия. Отверстие в теле зашито толстой черной нитью, а края прижжены раскаленным лезвием ножа. Кожа, окружающая рану, стала сине-фиолетовая, с желтыми пятнами у ребер.

— Сейчас рана выглядит намного лучше, чем три дня назад, — заверила его Рене. — Вам повезло, месье, пуля прошла между ребрами. Навылет.

Тайрон фыркнул и снова уронил голову на подушки.

— Вы должны простить меня, если я кажусь вам неблагодарным, но в последний раз я лежал на спине и не мог пошевелиться в раннем детстве.

Он умолк, собираясь с силами, чтобы сказать:

— Но я должен сделать кое-что.

Она проследила за его взглядом, направленным на фарфоровый прибор в углу, сняла крышку и приподняла край одеяла, но он протянул руку.

— Я не думаю, мамзель, что я такой уж беспомощный, — проворчал он, отворачиваясь.

— Да, конечно, в прошлые дни вы были значительно слабее, — заметила она.

Теперь настала очередь Тайрона покраснеть.

— Ничего не поделаешь, мамзель, — коротко бросил он, — я был в беспамятстве.

Она подала ему горшок.

— Я подожду за дверью?

— Пожалуйста, — процедил он сквозь зубы.

Рене была на полпути к двери, когда ее осенило.

— У вас есть мать, месье?

— Была. Она умерла, когда мне было восемь лет. — Он склонил голову набок. — Вы считали, что я вылупился из яйца?

— Да нет, ничего подобного. Конечно, нет. Я просто хотела узнать, жива ли она сейчас. Может, вам было бы удобнее, если бы о вас заботилась мать или…

— Жена? — хмуро добавил он. — Уверяю вас, мой статус закоренелого холостяка прекрасно известен во всем округе.

— Я думаю, не будет большим преувеличением сказать, Капитан, что вы не совсем точны: у вас может быть жена и десять детей в любом округе, — высказала Рене свою точку зрения на холостяцкое житье Тайрона.

— Все могло быть, конечно, — согласился он, но при этом воинственно нахмурился. — Но не произошло. Я свободен от семейного очага: семья больше обременяет, чем дает комфорт такому человеку, как я.

Рене обдумывала его слова, ожидая за дверью. Она услышала, как он громко кашляет, давая ей понять, что она может вернуться.

Она накрыла крышкой горшок и поставила его в угол, потом подошла к постели и подоткнула одеяло, закутав Тайрону ноги.

— Вы наверняка о ком-то заботились, месье, — сказала она, глядя на него из-под густых ресниц.

— Вы хотите в это верить, мамзель? Вам кажется, что я пережил какую-то трагедию? И вместо того чтобы броситься с утеса в пучину моря из-за несчастной любви, я решил всю жизнь мстить судьбе, совершая преступления и принося другим несчастья? — Тайрон Харт вздохнул и покачал головой.

— Тогда почему вы делаете то, что делаете, месье? Почему вы убиваете и крадете?

— Во-первых, сознательно я убил только двоих, и в обоих случаях, должен вас заверить, они пытались убить меня. — Он наблюдал, как она уже в десятый раз поправляла одеяло. Тайрон ожидал ее испытующего взгляда. — Во-вторых… мне это интересно, меня это возбуждает. И, как это ни странно звучит, я тешу свое чувство юмора — до чего же интересно дразнить таких болванов, как Бертран Рос. А как насчет вас?

— Меня?

— Я полагаю, что брак — не с ублюдком вроде Винсента, конечно, — решил бы многие ваши проблемы. У вас нет желания иметь мужа, который бы обеспечил вам безопасность и защиту?

— Я именно так и думала и всегда этого хотела, — сразу же ответила Рене.

— А теперь?

— Теперь? — Ее голос стал мягче, глаза, казалось, затуманились, из них ушла прежняя сосредоточенность. — Теперь я бы снова хотела почувствовать тепло. Я хотела бы найти место, где Антуан смог бы снова научиться смеяться, а Финн позволил бы нам заботиться о нем — для разнообразия. — По телу Рене пробежала дрожь — она чувствовала, что его глаза неотступно наблюдают за малейшими переменами в ее лице. Чтобы скрыть беспокойство, внезапно охватившее ее, Рене взялась за полоски ткани, приготовленные для перевязки. — Надо сменить повязку, месье, уже пора. Капитан, вы сможете сесть сами или мне сходить за Финном, чтобы он поднял вас и посадил?

— Я смогу сесть, — мрачно произнес Тайрон и протянул правую руку. — Если вы поможете мне.

Он обхватил рукой плечо Рене, она поддержала его, и Тайрон сел, но чего это ему стоило, стало ясно по скрежету стиснутых зубов. Наконец он тяжело выдохнул.

— С каждым разом все легче, — проговорил Тайрон, едва не уткнувшись ей в шею.

— Вы так думаете, месье?

Он хмыкнул в ответ, а Репе быстро заработала руками. Тайрон неловко наклонялся к ней, ему было трудно удерживать равновесие, а ее руки перебрасывали ткань через плечо на спину. Он коснулся лбом ее ключицы, ему было трудно сидеть, не опираясь на нее, но он храбрился, и она не могла отстраниться, чтобы избежать его близости.

— Я, конечно, хам и жулик, — пробормотал он, — но я должен сказать то, что думаю, мамзель. Вы были такой горячей в ту ночь. А я окунул нас обоих в ледяную воду.

Свернутые в клубок бинты выскользнули из рук Рене, и ей пришлось рыться в одеялах, чтобы поймать непослушный клубок, не дать ему распуститься на всю длину, иначе пришлось бы ловить его по всей постели.

— Я… я думала, что правильно вас поняла, когда вы сказали, что плохо помните все.

— После того как Рос стрелял в меня. И ранил. А до этого… — Его пальцы погрузились в шелковистые белокурые волосы Рене. Он слегка сдвинул их, обнажая нежную шею. — До этого я помню совершенно отчетливо.

Рене повернула голову, собираясь прервать Тайрона, но это было ошибкой, потому что теперь их глаза, их губы оказались на одном уровне, совсем близко.

Концы темных волос Тайрона коснулись ее золотой завесы, и их волосы смешались…

— Я даже помню, как вы поцеловали меня возле кареты, — прошептал он.

— Вы все неправильно помните, месье. Это вы меня поцеловали! — воскликнула Рене.

— Вы ведь спровоцировали меня, Рене.

— Я… просто я пыталась поблагодарить вас за брошь. Это французская традиция, — добавила Рене, торопливо отвернувшись и снова сосредоточиваясь на перевязке раны.

— Действительно? — Большим пальцем он провел по нежному пушку у корней ее волос. — Тогда я проявил бы непростительное небрежение, если бы не ответил вам должным образом за все, что вы сделали для меня, Рене.