Впрочем, ни Янди, ни Аоранга, устроившихся на ночлег под крутым склоном лесистого холма, не беспокоили ночные духи. Привязав коней, поставив намет и разведя костерок, они уселись по разные стороны огня, и каждый занялся своим делом. Янди, убедившись, что вендов поблизости нет, а рыскающий в зарослях Рыкун посторожит, если вдруг появится что-то неожиданное, затеяла в ближайшем озерце купание и стирку. Теперь она сушила волосы подле костра, распустив светлую косу мягкими волнами по плечам и спине. По соседству на распорках сохло ее разрезное платье. Девушка сидела в одной нижней рубахе и портах на завязочках, подогнув под себя ноги, и быстро плела ведерко из бересты. Второе такое ведерко уже висело над углями, и в нем булькал брусничный отвар, благоухая сладковато-кислым ароматом.

— Может, еще лапти сплести? — подумала Янди вслух, придирчиво разглядывая свое творение. — На обувку столичную сверху надеть, чтобы по лесу красоту не трепать… Сплести тебе лапти, Аоранг? Вот пойдешь к Станимиру вызволять Аюну, а он: «Это что за оборванец мою царевну себе требует?»

Аоранг не ответил. За весь вечер он не проронил и полслова — сидел, опустив на руки лохматую голову, погруженный в мрачные раздумья. Янди прекрасно понимала, что его так гнетет, почему ее «названый братец» и об ужине позабыл. Уже несколько дней они крались по следам вендов, которые увозили Аюну. Выследить их было несложно — всадники и не думали прятаться, ведь они были на своей земле. И вот наконец следы привели к большой деревянной крепости, окруженной посадом и выселками. Откуда у лесных вендов взялась настоящая крепость, если самое большее, на что они были способны, — понатыкать частокол вокруг стана, догадаться было нетрудно.

«Эту крепость построили ваши араттские умельцы, — подтвердила догадки своего спутника Янди. — Станимир им помогал. Он же, когда в столице служил, так Кирану и говорил: сяду здесь, мол, буду для вас дань собирать со всех окрестных племен. И почти не соврал — в самом деле собирает. Правда, в Аратту не шлет…»

Приближаться к крепости они, конечно, не стали — остановились в соседнем лесу, чтобы отдохнуть от погони и решить, что делать дальше. Вопрос был не праздный. Аоранг потому и сидел, нахохлившись, будто его пригнули к земле тяжкие думы. Перед его глазами стояло счастливое смеющееся лицо Аюны и ее взгляд, устремленный на молодого вождя вендов.

— Она улыбалась ему, — пробормотал он, поднимая лицо и устремляя угрюмый взгляд в огонь.

Янди, не отрываясь от рукоделия и мысленно посмеиваясь, спросила:

— Может, она притворялась? Обхитрить его хотела, в доверие втереться?

— Нет. — Аоранг скрипнул зубами. — Или я не видел ее глаз? Они сияли! Совсем как в ту ночь, во дворце, когда я избавил царевну от ужасных видений из прошлого…

Зеленоглазая девица вскинула брови и бросила на него любопытный взгляд:

— Ночью, во дворце? О! Расскажи!

Молодой следопыт не ответил, погруженный в свои страдания.

— Да, на этот раз другой, не я избавил ее от жуткого сна…

— Угу, — сладким голоском подхватила Янди. — И теперь Аюна уверена, что пришел конец ее бедам. Синеглазый красавчик освободил ее от разбойников, и скоро вернет ее домой, и будет верно ей служить…

Аоранг наконец оторвал взгляд от огня и взглянул на девушку:

— Она ошибается?

— Конечно, — со злой усмешкой отвечала Янди. — Этот Станимир совсем не прост. Я его давно знаю, еще с тех времен, как он крутился при Киране, всячески доказывая ему свою преданность. Сам он родом из здешних краев, но вырос у своего дяди в земле дривов. Потом в болотный край пришли арьи. Боги отворачивались, чтобы не видеть, что они там творили! После правления Кирана волки в лесах разжирели от человечины. Князя дривов сожгли заживо… А что сделал Станимир? Присягнул Кирану и пошел служить в вендскую стражу! Зато теперь ему известно много такого, что другим вендам и не снилось… Вот Аюна не знает, как его благодарить за то, что он избавил ее от Шереха и его лютвягов. А кто их за ней послал? Он и послал. То-то.

— Но Аюне он зла не причинит?

— Зла? — Янди на миг задумалась. — Зачем? Она дочь Ардвана. А с царевной он может пойти куда дальше, чем собирался… Правда, и царевной можно распорядиться по-разному…

— Что ж… — Мохнач поднял голову и решительно сказал: — Благодарю тебя, Янди, что открыла мне глаза на Станимира. Я вот что решил — проберусь к Аюне и прямо спрошу ее, чего она желает.

Янди усмехнулась и принялась продевать в дужки ивовый прутик, приделывая ручку к берестяному ведру.

— И что ты будешь делать, если она скажет: «Я желаю остаться с ним»?

— Замолчи! Ты, как змея, отравляешь все, чего коснешься!

— Я просто говорю правду. Вот ты ее освободил, и что же дальше? Куда ее повезешь? Только не ври, что не думал об этом! На Змеиный Язык, к своим родственникам-мамонтам? Ха-ха! В столицу? Киран тебе спасибо не скажет. А вскоре опять ее кому-нибудь сосватает ради выгоды — да хоть тому же Станимиру… — Янди подперла ладонью подбородок, внимательно глядя на мохнача. — Или, может, Шираму ее вернешь? Я так скажу: Ширам-то будет получше этого красавчика-венда. Накх собирался оказать ей почет и взять старшей женой, а тут еще может выйти по-всякому…

— Довольно! — отмахнулся следопыт. — Все это пустые речи. Мне ничего не надо от Аюны, и уж тем более я не стану ее неволить. Скажет быть рядом — буду. Скажет уйти — навязываться не стану. Если она выберет не меня — это ее право. Но я должен быть поблизости, чтобы защитить ее. Я жизнь за нее отдам…

— Даже если она выберет другого? — удивленно спросила Янди. — Даже если она прогонит тебя?

— Да.

— Какой ты чудной парень!

Янди склонила голову набок, будто птичка, раздумывая над странными речами Аоранга и прикидывая, чем они могут оказаться ей полезны в ее замыслах.

Род Карью жил совсем не так, как малочисленные вержане в своем диком лесном заречье. Избы здесь не жались к земле, стараясь притвориться травяными кочками, а крепко стояли на дубовых сваях — просторные, высокие, изукрашенные резьбой. По бурым от непогоды бревенчатым стенам летели утки и катились солнечные колеса. На коньке дома Тумы белел кабаний череп — знак того, что пращур хранит свой род и вождь во всем следует заветам предков.

На просторном дворе Тумы толпились родичи и гости из-за Вержи, ожидая выхода невесты. Отовсюду доносились разговоры, девичье щебетание, смех и шутки парней. Во дворе перед крыльцом стоял сам Тума с женой и семейством, изредка поглядывая в сторону распахнутых ворот, возле которых толпилась кучка вержан — Учай со своими Детьми Грома. Над низкорослыми белоголовыми парнями, словно сосна в березняке, возвышался смуглый красавец Джериш, в надетом ради праздника начищенном до блеска бронзовом доспехе.