— На кого? — голос Кели способен был сохранить молоко свежим в течение месяца.

— На ее высочество, — автоматически поправился Кувыркс.

Он продолжал смотреть вдоль древка, так что глаза у него сошлись в кучку.

— Смотри же, не забывайся.

— Я-то не забудусь, но дело не в этом, — сказал волшебник. Он выдернул стрелу из штукатурки и попробовал пальцем острие.

— Но если ты останешься здесь, то умрешь! — воскликнул Мор.

— В таком случае я покажу Плоскому миру, как способна умирать королева, — произнесла Кели, при этом вид у нее был такой гордый, какой только может быть, когда на вас надета розовая пижама.

Мор присел на край кровати, упершись локтями в колени и обхватив голову руками.

— Я знаю, как способна умирать королева, — пробормотал он. — Королевы умирают так же, как и все остальные. И некоторые из нас предпочли бы, чтобы этого не случилось.

— Прошу прощения, я только хотел взглянуть на арбалет, — любезно прервал его Кувыркс. Он потянулся через них, чтобы достать оружие. — Не обращайте на меня внимания.

— Я встречу свою участь гордо, — продолжала твердить Кели, но сейчас в ее голосе слышалась легчайшая, едва уловимая тень неуверенности.

— Нет, не встретишь. Я знаю, о чем говорю. В этом нет ничего гордого.

Ты просто умрешь.

— Да, но сделать это можно по-разному. Я умру гордо, подобно королеве Изириэль.

Мор наморщил лоб. История была для него закрытой книгой.

— Это кто такая?

— Она жила в Клатче, у нее была куча любовников, и она села на змею, вставил Кувыркс, натягивавший в это время тетиву арбалета.

— Она сделала это нарочно! Запутавшись в сетях любви!

— Все, что я помню, это то, что она любила принимать ванны из ослиного молока. Забавная вещь — история, — задумчиво произнес Кувыркс. — Вы становитесь королевой, правите тридцать лет, издаете законы, объявляете войны народам, а в итоге вас вспоминают только потому, что от вас за версту несло кефиром и вас укусили в…

— Она мой отдаленный предок, — отрезала Кели. — Я не желаю выслушивать о ней подобные вещи.

— Не замолчать ли вам обоим и не послушать ли меня! — заорал Мор.

Безмолвие опустилось, как саван. Затем Кувыркс тщательно прицелился и выстрелил Мору в спину.

* * *

Ночь, отряхнувшись от первых жертв, двинулась дальше. Даже самые разгульные кутежи закончились. Их участники нетвердой походкой разбредались по домам, мечтая о своей (или о чьей-то) постели. Это были простые люди, основная жизнедеятельность которых приходится на дневное время суток и которые лишь на краткий миг сбросили с себя бремя мирских забот. Но вместе с ними на улицы вышли истинные ночные жители.

Они приступили к серьезной коммерции, взялись за дела, которыми можно ворочать только под покровом мрака.

В общем и целом ночная атмосфера в Анк-Морпорке не сильно отличается от дневной. Разве что ножи сверкают чаще и откровеннее, да люди улыбаются реже.

В Тенях царило безмолвие, нарушаемое периодическим свистом подающих друг другу сигналы воров да бархатистым шорохом — это десятки людей, усердно соблюдая тишину, вели свою частную жизнь.

А в Ветчинном переулке только-только начинала разгораться знаменитая игра Калеки Ва, игра в плавучие деньги. Несколько десятков облаченных в длинные плащи с капюшонами фигур сгрудились, стоя на коленях или сидя на корточках, вокруг пятачка утрамбованной земли. На нем подпрыгивали три принадлежащих Ва восьмигранных кости, своими отскоками и вращениями создавая у прилежных зрителей искаженное представление о статистической вероятности.

— Три!

— Глаза Ту фала, клянусь Ио!

— Тут он тебя взял за задницу, Торос! Этот парень знает, как катать кости!

— СНОРОВКА…

Торос М'Гук, коротышка с плоским лицом, родом варваров Пупземелья, обитатели которого прославились мастерством игры в кости (достаточно было двоих, чтобы ободрать, как липку, третьего), взял с земли кости и посверлил их взглядом. Он послал мысленное проклятие в адрес Ва, пользовавшегося среди сведущих игроков не менее широкой и дурной, такой же, как у Тороса, известностью за свое умение подменять кости, пожелал мучительной и безвременной кончины окутанному тенями игроку напротив и швырнул кости в грязь.

— Двадцать один! Трудненько побить!

Ва собрал кости и передал их неизвестному. Когда тот повернулся вполоборота к Торосу, МТук увидел, как Ва слегка, ну совсем едва заметно, подмигивает. Торос испытал к Ва невольное уважение — даже он чуть было не пропустил смазанное движение обманчиво обгрызенных пальцев Ва — а уж ом-то следил во все глаза.

Вызывало некоторое смущение то, как кости загрохотали в руке незнакомца. Вылетев из нее, они выписали медленную дугу и раскинулись по земле. Двадцать четыре точки смотрели на звезды.

Некоторые из зрителей, более сведущие в неписаных законах уличной игры в кости, отодвинулись от незнакомца. Такая удача, когда имееешь дело с Калекой Ва, может обернуться большой непрухой.

Рука Ва сомкнулась вокруг костей со звуком, напоминающим щелчок затвора.

— Все восьмерки, — выдохнул он. — Такая удача противоестественна.

Толпу как рукой смело, остались только те ящикообразные мускулистые типы с не внушающими симпатии физиономиями, которые, если бы Ва платил налоги, фигурировали бы в его налоговой декларации в качестве Необходимого Производственного Оборудования или Оргтехники.

— А может, это и не удача вовсе, — добавил он. — Может, это волшебство.

— Я САМЫМ РЕШИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ ВОЗРАЖАЮ ПРОТИВ ПОДОБНЫХ ВОЗМУТИТЕЛЬНЫХ ЗАЯВЛЕНИЙ.

— У нас тут однажды был волшебник. Хотел разбогатеть, — продолжал Ва. Вылетело из головы, что с ним случилось. Ребята?

— Мы с ним поговорили по душам…

— …И оставили в Свином переулке…

— …И еще на Медовой аллее…

— …Ив паре других мест, которые я не помню.

Незнакомец поднялся. «Ребята» сомкнули вокруг него кольцо.

— ЭТОГО НЕ ТРЕБУЕТСЯ. Я ИЩУ ТОЛЬКО ЗНАНИЙ. КАКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ МОГУТ ИЗВЛЕКАТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СУЩЕСТВА ИЗ МНОГОКРАТНОГО ПОВТОРЕНИЯ СЛУЧАЙНОСТИ?

— Случай тут ни при чем. Давайте-ка познакомимся с ним поближе, ребята.

Единственная живая душа, в чьей памяти запечатлелись последующие события, принадлежала бродячей кошке, одной из тысяч в городе. Она как раз пересекала переулок, следуя на свидание.

«Ребята» застыли. Траектория движения ножей оборвалась на полпути.

Вокруг замерцал вызывающий мучительную боль в глазах фиолетовый свет.

Незнакомец откинул капюшон, собрал кости и запихал их в не оказывающую никакого сопротивления руку Ва. Тот открывал и закрывал рот, его глаза безуспешно пытались не видеть того, что находилось перед ним. Оно… усмехалось.