Тут парни начали перечислять всякие места, в которых сами не бывали, но были наслышаны. И про прокаленные солнцем песчаные пустыни, где в считанные часы иссыхает все: и живое, и мертвое. И про пустыни ледяные, где такие трескучие морозы, что даже свиная кожа там превращается в ледышку и становится такой хрупкой, что ее можно с легкостью разбить об камень. И про жерла вулканов, где такой едкий дух, что даже всеядные падальщики от него падают замертво. Одна только Ольха сидела тихонечко и в обсуждении участия не принимала. Вася это приметил и поднял руку в знаке, чтобы все замолчали.

- А ты что думаешь? – обратился он к ней.

Прежде чем заговорить, Ольха шумно вздохнула.

- …только вы парни не обижайтесь, - она обвела их взглядом. Парни обижаться и не собирались, жевали, прихлебывали из фляги по очереди и слушали со вниманием, - Лучше отнесем этот бубен князю. У него целый институт, там самые башковитые моги и доки заседают. Они всяко лучше нас придумают, что с ним делать.

- А ведь верно! – Ольху поддержали все, даже Бобры и братья Цапли, что привыкли отмалчиваться, выразили одобрение.

- Тогда решено, - постановил Вася, - А раз такое дело, то и план сам собой намечается. Из города уходим, делать нам здесь больше нечего, пробираемся к реке, добываем лодку и поднимаемся вверх до Северграда.

У них появилась новая четкая цель, а когда задача ясна и понятна, на душе всегда становиться легче.

*

Упустив из виду слишком быструю и неожиданно способную на отпор добычу, малая часть Поднятых стала разбредаться, большинство же привычно побрело обратно на базарную площадь. Замолчавший бубен больше не стягивал на себе их внимание, и в их телах поселилось новое ощущение. Теперь к вечному голоду добавилась сосущая пустота. Если бы они способны были издавать звуки, наверняка бы завыли, но Поднятые мертвецы лишь задирали головы к восстающей полной луне. Для них она тоже была бубном, правда настолько далеким, что звук его их почти не достигал.

Служка очнулся в шатре и негромко застонал. Ушибленная челюсть противно ныла. Он собрался с силами, кое-как усадил непослушное занемевшее тело и поднял взгляд на магистра. Магистр стоял прямо перед ним странно покачиваясь. Кровь из разодранной шеи залила его балахон, но магистр не обращал на это никакого внимания.

Служка все понял сразу, и хотя привык постоянно находиться среди Поднятых, он всегда ощущал себя стоящим в уютной тени мастера. Теперь сам магистр превратился в ходячего мертвеца, предал, оставил его с мертвыми один на один. Служка представил себе, как останется единственным живым человеком, до конца дней окруженным лишь мертвецами. Эта мысль вогнала его в безотчетный ужас.

Он оглянулся и увидел, что кувшины с настоями все перебиты. Впрочем, даже если бы и были здесь настои, он не умел их заговаривать так, чтобы мертвецы его не трогали. Он понимал, что пока не иссякла сила прежнего заклятия, наложенного, когда магистр был еще жив, ему нужно бежать отсюда. Но у него совсем не осталось воли к жизни. Служка повалился на бок, закрыл голову руками и жалобно по-собачьи заскулил.

Привлеченный звуком в шатер вошел новообращенный из «старших», так называл магистр тех, кого они подняли самыми первыми из склепов на острове. Этот всегда отирался неподалеку, именно ему служка споил больше всего настоев. А теперь, выпив кровь магистра, забрав его силу, он еще больше преобразился. Лицо его окончательно вытянулось в безволосую звериную морду, когти на руках стали как у медведя, кожа потемнела до синевы, поблескивая змеиными чешуйками, а глаза источали ядовито-зеленый нифриловый свет.

«Старший» посмотрел на лежащего на земле живого, того, что всегда подносил утоляющее голод питье. Если бы мог, выпил бы его силу, не задумываясь. Впрочем, думать он еще плохо умел, его разуму шел второй день от рождения. Просто этот живой всегда был закутан в обволакивающую пелену, которая отталкивала, заставляла думать, что он несъедобен или ядовит. Теперь пелена на живом сильно истончилась, а «старший» был уже достаточно силен, чтобы попытаться прорваться через нее.

Он сделал к нему шаг, но дорогу заступил тот, кого он выпил последним. Он и его не выпил раньше только потому, что тот находился под защитой сильного предмета. Предмет издавал такие притягательные звуки, что им не мог противится никто, даже самые сильные из «старших». Но теперь предмет силы утрачен, а тот, кто когда-то держал его в руках, сам стал одним из них, в нем проснулся тот же голод, он так же тянулся к живому, так же хотел выпить его силу. «Старший» с легкостью оттолкнул соперника, опустился на колени возле живого и вонзил клыки в его шею.

Выпив силу из служки, «старший» упруго, словно сытый сильный зверь, поднялся с колен. После преображения он стал не только намного крепче и сильнее других «новообращенных». Не только телесно он преобразился. Вместе с силой магистра он впитал в себя особый «корневой образ». Магистр о том не знал, но встреченный им лжепророк, внедрил этот образ в его сознание. Именно «корневой образ» и свел магистра с ума.

В отличие от магистра, что был когда-то живым разумным человеком, и сколько мог противостоял поселившемуся в нем чужеродному образу, в сознании «старшего» «корневой образ» разворачивался свободно и полно, не встречая никого сопротивления. «Старший» почти сразу осознал себя носителем глубинного знания и вожаком всех поднятых, теперь он знал свое предназначение, теперь он сам стал могиором!

Отбросив выпитое тело служки, новый могиор вышел из шатра. Он снова издал призывный клекот, похожий на птичий. Отметил, что «новообращенные» охотно отзываются на его призывы, ибо голос его заполняют ту сосущую пустоту, что поселилась в их телах, когда бубен навсегда умолк. А «старшие», что пришли вместе с ним с острова откликаются первыми. «Старшие» успели вдоволь попировать и выпить много силы, дальше других прошли вслед за могиором по пути преображения. «Старшие» были гораздо восприимчивей.

Новый вожак указал пальцем туда, куда ушли похитители бубна, и дал мысленный приказ: догнать и вернуть предмет силы. Новый вожак мог управлять Поднятыми мертвецами и без его помощи, но так предписывал «корневой образ», предмет силы ни в коем случае не должен попасть в руки живых.

Могиор отобрал из «старших» два десятка самых сильных и восприимчивых и наделил их голосом и властью отдавать приказы. Два десятка малых вожаков сразу разразились клокотанием и каждый призвал себе