— Не знаю, — отвечаю я. — В общем-то, не в этом дело.

— Точно, — соглашается Майк, уводя меня от барной стойки, — дело в том, что ты мой приятель, тебе пришлось многое пережить, и мы с парнями хотим оплатить тебе танец.

— Не стоит беспокоиться, правда, — возражаю я.

— Сядь и получай удовольствие, — настаивает Майк, толкнув меня на кушетку, остальные подбадривают меня пьяными криками. Макс наклоняется ко мне и шепчет, словно доверяя государственную тайну, что за лишнюю сотню кое-кто из девушек согласится перепихнуться в комнате для шампанского. Я не успеваю опомниться, как у меня на коленях сидит обнаженная крашеная блондинка с металлической заклепкой в языке. От девицы пахнет джином, лавандовым лосьоном для тела и детской присыпкой; ее длинные десны заставляют меня на секунду задуматься о том, у какого стоматолога стриптизерши обслуживаются по страховке.

— Привет, — говорит она, — я Ванесса.

— Джек, — представляюсь я, стараясь не встречаться с ней взглядом. Ей едва ли больше двадцати, от лосьона ее упругий живот блестит, как тротуар, и я с грустью вспоминаю тени для век, которыми пользуется Брук. А потом начинается песня — старая композиция «Ван Халена», которая напоминает мне о Джули Баскин, моей первой девушке в старших классах школы. Ванесса раскачивается и вертит бедрами у меня на коленях, а я закрываю глаза и вспоминаю вечеринку у кого-то дома: мы с Джули, крепко обнявшись, стояли на улице в тени дома, целовались и ласкали друг друга, а в доме играла та же песня. От нее пахло чистотой, как от душистого мыла, и на вкус ее губы были как жвачка «Джуси фрут». Я до сих пор помню, как сильно был влюблен, как было невинно, возбуждающе и замечательно стоять на улице прохладным весенним вечером и целовать красивую девчонку, какими мы тогда были цельными, наивными — ни один удар судьбы не обрушился еще на наши головы. И как все было просто, потому что все это должно было длиться вечно. Мы даже не расстались — мы мирно разошлись, и несколько недель спустя, на другой вечеринке, каждый из нас уже был с кем-то другим и снова был влюблен.

— Эй, — тихо окликает меня Ванесса, все еще машинально вращая бедрами.

— Что? — спрашиваю я, открывая глаза.

— Ты плачешь.

— Аллергия, — отвечаю я, вытирая лицо тыльной стороной руки.

Ванесса наклоняется ко мне, так что ее лицо оказывается в паре сантиметров от моего, и я вижу тонкий выпуклый шрам над ее бровью. Он почти незаметен, скорее всего, она получила его еще в детстве. Я гадаю, как же она ухитрилась пораниться, и представляю себе молодую миловидную мамашу, которая прижимает к голове дочурки мокрую тряпочку, бежит с ней к доктору, а потом держит ее за руку, пока девочке зашивают рану, и чувствует боль дочери, как будто ей самой делают больно. Я недоумеваю, что же заставило ту милую малышку, у которой была такая любящая мама, свернуть с пути истинного, что привело ее в этот темный клуб, на колени к унылому, вялому парню.

— Извини, — говорю я, и она даже не может себе представить, за что я прошу прощения.

— Тебя не цепляет, — отвечает она, — что-то не так?

И, не успев опомниться, я признаюсь ей:

— Я скучаю по жене, — выпаливаю я так резко, что мы стукаемся лбами. — Я так по ней скучаю, что у меня словно шлакоблок в груди, который давит на легкие с такой силой, что я не могу дышать.

Я указываю на Дейва, который все еще сидит, зарывшись лицом в громадные сиськи азиатки.

— Видишь вон того парня? Я трахаю его жену. Никогда не думал, что способен спать с чужой женой. Платить симпатичной девушке за то, что она на мне поерзает, очень грустно даже при самых лучших обстоятельствах, но сейчас это грустно, потому что пара титек у моего лица — не самое печальное, что есть в моей жизни, и от этого еще грустнее, а мне уже надоело страдать, понимаешь? Я просто хочу снова дышать. Я устал засыпать каждую ночь, страшась проснуться, но я боюсь перестать страдать, потому что это будет значить, что я обо всем забыл и живу дальше, и она уйдет навсегда.

В продолжение этой тирады Ванесса, не переставая, медленно покачивает бедрами, а когда я умолкаю, она нежно проводит ладонью по моей щеке, касаясь мягкими пальчиками колючей щетины, и тихо прижимается лбом к моему лбу. Минуту мы сидим так, пока затихают последние такты песни.

— Джек, — нежно произносит она.

— Что? — отвечаю я, глядя в ее широко распахнутые зеленые глаза. И не успевает она заговорить, как я уже знаю, что она скажет.

— Хочешь пойти со мной в комнату для шампанского? Я станцую только для тебя.

На автоответчике моего мобильного четыре сообщения, и все от Лейни. По дороге домой из стриптиз-клуба я перезваниваю ей; мне удалось смыться сразу же после неудавшегося танца. Она берет трубку после первого гудка.

— Ты все еще с Майком и остальными парнями? — спрашивает она.

— Я ушел.

— Только что позвонил Дейв и сказал, что будет очень поздно.

Это уж точно.

— Вероятно, — отвечаю я.

— Ну и…

— Ну и?

— Я хочу увидеть тебя в своей постели.

Лейни открывает мне дверь в красном шелковом белье; длинные золотисто-каштановые волосы разметались по ее плечам. Я знаю, что должен порвать наши отношения, но она так чертовски красива, а по сравнению со стриптизершами выглядит такой чистой и цветущей, что мне вдруг кажется, будто я сегодня был на войне, так что я буквально падаю ей в объятья. Ее спальню освещает мерцание ароматических свечей, она усаживает меня на край высокой кровати с балдахином и медленно раздевает, целуя мою грудь и живот, а потом стаскивает с меня штаны и целует мои бедра. Раздев меня донага, она забирается ко мне на колени, обвивает ногами мою поясницу и языком раздвигает мне губы, а я изо всех сил стараюсь не думать о танце на коленях, который был всего час назад. Потом, не отрывая от меня взгляда, Лейни, извиваясь, сбрасывает с плеч бретельки пеньюара и стаскивает его, ее груди внезапно оказываются прямо перед моим лицом, словно двойной взрыв плоти. Она прижимает мою голову к своей груди. Поглаживая ее попку, я не могу не вспомнить о руках Дейва на заднице стриптизерши, о том, как жадно он зарылся лицом в ее груди. Казалось бы, он получил по заслугам, но мне все равно грустно, потому что мы все одинаковы. Дейв, стриптизерша, Лейни и я — все мы попались на одну удочку, все мы хотим того, чего у нас нет.

Когда мы кончаем, Лейни засыпает, и я тихонько подбираю с пола одежду. Я пробираюсь по покрытому ковром коридору и вдруг слышу, как в туалете спустили воду, и я замираю. Из туалета выходит четырехлетняя дочка Лейни, Ребекка, такая же рыжеволосая, как мама. В розовой пижамке она похожа на маленького ангела. Она смотрит на меня мутными от сна глазами, подходит и неожиданно тянется ко мне, чтобы я взял ее на руки.

— Уложи меня в кроватку, — говорит она сонно.