— День добрый, геноссе, — поприветствовал тот подошедшего. — Фриц Грубер, СС-Тотенкопфрербаенде.[53]

— Отто Весрейдау, «Великая Германия», — мужчины обменялись рукопожатиями. — Спасибо, что отозвались.

— Ну, полно вам, — штурмбанфюрер рассмеялся. — Не мог же я оставить вас со сломанными двигателями посреди этих пустынь. К тому же, по сообщениям метеослужбы, приближается песчаная буря, а пережидать ее на открытой местности — удовольствие ниже среднего.

— Не могу с вами поспорить, — ответил гауптман. — Это удовольствие сидит у нас в печенках еще с Ливии. Слава богу, полк переводят обратно в Европу.

— Как я понимаю, вы ехали в Александрию, когда вас застигла эта неприятность? — поинтересовался эсэсовец.

— Да, — кивнул Весрейдау. — Видимо, забились топливонасосы.

— Ну что ж, у нас тут есть небольшая автомастерская, к завтрашнему утру ваш транспорт будет как только что сошедший с конвейера.

— Это очень любезно с вашей стороны, герр Грубер.

— Прошу вас, просто Фриц, — рассмеялся штурмбанфюрер, шутливо, будто капитулируя, поднимая руки.

— Тогда зовите меня Отто, — улыбнулся гауптман. — И все равно спасибо вам.

— Немцы должны помогать друг другу, особенно в этих диких краях. Ваших солдат разместят и накормят, я уже дал распоряжение на этот счет. Вас же, Отто, и ваших офицеров прошу внутрь. Я взял на себя смелость подготовить небольшой обед.

— Боюсь, я сейчас единственный офицер в роте, — вздохнул Весрейдау. — Кто убит, кто в госпитале… Война.

— Понимаю, — кивнул Грубер. — Ну что ж, мой адъютант проводит вас, чтобы вы могли привести себя в порядок с дороги, а затем прошу ко мне в кабинет. Общество у нас не скажу что изысканное, зато повар выше всяческих похвал.

Полчаса спустя Весрейдау уже отдавал должное искусству местного кашевара в компании четырех офицеров СС.

— Сто лет не ел ничего подобного, — совершенно искренне сообщил он. — Должен признать, что в службе в СС есть свои прелести.

— Недостатки тоже имеются, — спокойно ответил Грубер. — Невыносимая скука, например. Мы, по сути, совершенно оторваны от мира. Сюда даже недельной давности газеты не поступают. Нормальную же работу радио в Египте только начинают налаживать.

— О телевидении остается лишь мечтать, — поддакнул толстенький круглолицый оберштурмфюрер, представившийся гауптману как Курт. — А уж о женщинах и подавно.

— Вы не взяли с собой семьи? Понимаю, — кивнул Весрейдау. — Но разве у вас не бывает увольнений в город, господа?

— Нет, не бывает, — ответил штурмбанфюрер. — Объект не только режимный, но и секретный.

— Даже так? Я заметил трубы и цеха, полагаю, у вас тут какое-то производство, — эсэсовцы хмуро усмехнулись. — Но тогда вы, наверное, нарушили инструкцию, отозвавшись на наше радиосообщение о поломке.

— Нарушил, — легко согласился с этим утверждением Грубер. — И черт бы с ней, дорогой Отто. Мы, скажу вам честно, уже видеть один другого не можем, и, потом, вы же немцы. Как мы могли подвернуть опасности жизни истинных арийцев, да еще и из элитной части? А производство… Ну, в некотором роде, у нас тут есть кое-что из разряда галантереи и бытовых товаров. Мыло там…

Он неопределенно помахал рукой в воздухе.

— Кожаные перчатки. Так, мелочевка. Это, скорее, нечто вроде трудового лагеря временного содержания для неблагонадежных элементов. А что мы все на сухую разговариваем, господа? — он поднял свою рюмку со шнапсом. — Прозит.

Офицеры выпили.

— А разве выгодно производить подобную продукцию в этих местах? — поинтересовался Весрейдау. — Честно говоря, я ничего не понимаю ни в галантерее, ни в парфюмерии, так что прошу простить мое невежество.

— Ну, на уровень планируемой мощности мы еще не вышли, но, полагаю, это вопрос не столь уж долгого времени, — ответил Грубер, цепляя вилкой ломоть мяса. — Сырья в избытке, рабочая сила практически бесплатная. Не возить же местных папуасов в Европу.

Хозяева дружно посмеялись. Видно было, что эта тема для шуток в их среде давно избита.

— Погодите, — удивился гауптман. — Вы хотите сказать, что смогли приохотить к работе арабов? Воистину, вы чудотворцы, господа. Англичанам это, по крайней мере, не удалось.

— Вы не обратили внимание на надпись над воротами? — улыбнулся мужчина в форме гауптшарфюрера, представившийся Весрейдау как Франц.

— Помню, там была какая-то надпись арабской вязью, но я не силен в этом языке.

— Там написано: «Работа — это жизнь». Фриц сумел все организовать по образцу предприятия в Германии, где служил раньше.

— Да, под Маутхаузеном, — кивнул тот. — Даже жаль, что его окончательно закрывают, хороший и интересный был проект. Хотя кто знает? Возможно, если туда будет поставляться африканское сырье, тамошние печи заработают вновь.

— Пусть уж лучше здесь, — заметил Отто. — В Европе и так хватает дымящих труб.

Эсэсовцы как-то странно переглянулись после этой, безобидной, в общем-то, фразы гауптмана.

— Производства решено переместить в Африку и Переднюю Азию, — нехотя ответил Грубер, а затем добавил совершенно непонятную для гауптмана фразу: — Раз уж еврейский вопрос был решен таким занятным образом, в Европе просто не будет нужного нам сырья, а так заодно почистим жизненное пространство на востоке. Но что мы все об этой скучище? Отто, вы ведь воевали с Роммелем, кажется? Расскажите нам о ходе кампании.

Дальнейшая беседа прошла в теплой и дружественной обстановке и промышленности более не касалась. Офицеры закончили обед (хотя по времени это был скорее ранний ужин), перешли в соседнюю комнату, закурили… В общем, засиделись до темноты. Наконец гауптман засобирался.

— Отто, бросьте, — убеждал его Грубер. — У нас есть замечательные гостевые апартаменты, там все уже готово.

— Спасибо, Фриц, — не могу. Солдаты — они ж как дети малые, а у меня они уже не первый час без догляду. Я спать не смогу, если не буду знать, что они не под присмотром офицера.

— Ну что ж, — вздохнул штурмбанфюрер. — Хотел приберечь подарок до утра, но вручу тогда уж сейчас. Все равно вы на завтрак не задержитесь, я вижу.

Он извлек небольшую шкатулочку из ливанского кедра и протянул ее гауптману.

— Это вам. Производство нашей мануфактуры, так сказать. Идеально подойдет к парадной форме.

Весрейдау открыл ее и извлек кожаные перчатки дивной выделки.

— Бог мой, какая прелесть! — воскликнул он, примеряя подарок. — Замечательная работа! Я вижу, вы и впрямь отменное сырье используете.

— Да уж, это не жидовские шкуры, которые шли для производства в Рейхе, — ответил довольный произведенным эффектом штурмбанфюрер.